Форма работы печатная
Социальная политика и проблема повышения эффективности управления в государстве : статья
Научные труды «Адилет». 2002. № 2 (12). С. 124 –132. (и рукопись)
Матюхин Анатолий Алексеевич
1. В начале XXI века социальная политика выступает одним из приоритетов не только для государственной власти,для которой исполнение некоторого минимума социальных обязательств перед обществом означает возможность сохранения признания ее легитимности. Вопрос о легитимности существующего государства, безусловно, включает в себя и социальный аспект. Однако, в силу изменившихся общественных условий, ориентиров, ценностей, для предпринимательства, бизнеса также становится очевидным тот факт, что выбор той или иной позиции в области социальной деятельности накладывает ограничения на стратегию модернизации – через состояние трудовых ресурсов, в инновационной экономике приобретающих значение «человеческого капитала».
Представители власти ясно говорят, что больше не могут нести всю полноту ответственности за решение социальных вопросов, и это начинает встречать понимание у отдельных бизнесменов. Если вплоть до последнего времени укрепление частного сектора, развитие мелкого, среднего и крупного предпринимательства, проводилось, прежде всего, за счет приватизации в экономике, которое сопровождалось встречным процессом вынужденной национализации социальной ответственности за счет «сбрасывания» ее бизнесом на государство по мере коммерциализации бывших госпредприятий, – то теперь наиболее успешные и поддерживаемые властью представители бизнеса начинают строить собственные социальные программы.
В постановке таких стратегических задач чрезвычайно важна установка на поворот от традиционного понимания социальной политики как социальной защиты («добровольно-принудительной благотворительности»), – к инновационному пониманию ее как политики социального развития, подразумевающего равноправное участие в интересах Общего Блага не только власти, местного самоуправления (пока совершенно неразвитого в Казахстане) и социально-ответственного бизнеса, но и третьего сектора, представляющего интересы гражданского общества. «Система социального обеспечения уже не представляется больше двигателем социального прогресса. В наше время она покрывает лишь часть того пространства, которое именуем социальной сферой»[1].
(вариант:В постановке таких стратегических задач чрезвычайно важна установка на поворот от традиционного понимания социальной политики как социальной защиты («добровольно-принудительной благотворительности»), – к инновационному пониманию ее как политики социального развития, подразумевающего равноправное участие в интересах Общего Блага не только власти, местного самоуправления и социально-ответственного бизнеса, но и третьего сектора, представляющего интересы гражданского общества.)
При такой ориентации на самоограничение и разделение социальной ответственности с бизнесом и третьим сектором стратегию государства характеризует принцип концентрации бюджетных расходов на приоритетных направлениях, обозначаемых в посланиях и выступлениях Президента и особенно отчетливо проявляемым при обсуждении и принятии бюджета на очередной финансовый год.
[1] Розанваллон П. Новый социальный вопрос. Переосмысливая государство всеобщего благосостояния. – М.: Ad Marginem, 1997. С.31.
Ректор Академии юриспруденции –
Высшей школы права «Адилет», д.ю.н.
Социальная политика
и проблема повышения эффективности управления
в государстве
1. В начале XXI века социальная политика выступает одним из приоритетов не только для государственной власти,для которой исполнение некоторого минимума социальных обязательств перед обществом означает возможность сохранения признания ее легитимности. Вопрос о легитимности существующего государства, безусловно, включает в себя и социальный аспект. Однако, в силу изменившихся общественных условий, ориентиров, ценностей, для предпринимательства, бизнеса также становится очевидным тот факт, что выбор той или иной позиции в области социальной деятельности накладывает ограничения на стратегию модернизации – через состояние трудовых ресурсов, в инновационной экономике приобретающих значение «человеческого капитала».
Представители власти ясно говорят, что больше не могут нести всю полноту ответственности за решение социальных вопросов, и это начинает встречать понимание у отдельных бизнесменов. Если вплоть до последнего времени укрепление частного сектора, развитие мелкого, среднего и крупного предпринимательства, проводилось, прежде всего, за счет приватизации в экономике, которое сопровождалось встречным процессом вынужденной национализации социальной ответственности за счет «сбрасывания» ее бизнесом на государство по мере коммерциализации бывших госпредприятий, – то теперь наиболее успешные и поддерживаемые властью представители бизнеса начинают строить собственные социальные программы.
В постановке таких стратегических задач чрезвычайно важна установка на поворот от традиционного понимания социальной политики как социальной защиты («добровольно-принудительной благотворительности»), – к инновационному пониманию ее как политики социального развития, подразумевающего равноправное участие в интересах Общего Блага не только власти, местного самоуправления (пока совершенно неразвитого в Казахстане) и социально-ответственного бизнеса, но и третьего сектора, представляющего интересы гражданского общества. «Система социального обеспечения уже не представляется больше двигателем социального прогресса. В наше время она покрывает лишь часть того пространства, которое именуем социальной сферой»[1].
(вариант:В постановке таких стратегических задач чрезвычайно важна установка на поворот от традиционного понимания социальной политики как социальной защиты («добровольно-принудительной благотворительности»), – к инновационному пониманию ее как политики социального развития, подразумевающего равноправное участие в интересах Общего Блага не только власти, местного самоуправления и социально-ответственного бизнеса, но и третьего сектора, представляющего интересы гражданского общества.)
При такой ориентации на самоограничение и разделение социальной ответственности с бизнесом и третьим сектором стратегию государства характеризует принцип концентрации бюджетных расходов на приоритетных направлениях, обозначаемых в посланиях и выступлениях Президента и особенно отчетливо проявляемым при обсуждении и принятии бюджета на очередной финансовый год.
[1] Розанваллон П. Новый социальный вопрос. Переосмысливая государство всеобщего благосостояния. – М.: Ad Marginem, 1997. С.31.
(вариант: При такой ориентации на самоограничение и разделение социальной ответственности с бизнесом и третьим сектором стратегию государства характеризует принцип «концентрации бюджетных расходов на приоритетных направлениях» при «общем сокращении непроцентных расходов бюджета» [1]. Требование повысить эффективность расходования средств становится одним из важнейших критериев эффективности управления в государстве, одной из существеннейших конституционных характеристик которого является то, что оно является социальным. Критерии же эффективности задаются «приоритетными направлениями», на которые предлагается «сконцентрироваться». Но они-то как раз и не указаны. Так что же все-таки может и должно сокращать государство?
[1] Известна т.н. болезнь Бомоля – гипотеза исходит из того, что в сфере государственных и муниципальных услуг продуктивность растет медленнее, чем в производственном секторе. Поэтому стоимость общественного сектора растет, если даже его объем предоставляемых им услуг не меняется, так как заработная плата (доходы) в нем подтягивается к уровню заработной платы в сфере производства [Веттерберг Г. Новое общество. О возможностях общественного сектора. - М.: Ad Marginem, 1997, С. 57].)
Требование повысить эффективность расходования бюджетных средств становится одним из важнейших критериев эффективности управления в социальном государстве. Безусловно соглашаясь с таким подходом, нельзя не отметить, что критерии этой эффективности задаются именно приоритетными направлениями, на которых предлагается сконцентрироваться. Но они-то как раз конкретно и не указаны. Особенно, если принять во внимание общую стратегию. Конечно, постоянно говорится о необходимости развития сфер медицинского обслуживания, образования, повышения пенсий и пособий и т.п. направлений, но не прояснен вопрос о том, что же все-таки может и должно сокращать государство?
Следовало бы вообще стремиться к максимальному снижению размеров хозяйственно-экономической деятельности, осуществляемой органами государственной власти и местного самоуправления. По литературе известна так называемая болезнь Бомоля – гипотеза исходит из того, что в сфере государственных и местных (муниципальных) услуг продуктивность растет медленнее, чем в производственном секторе. Поэтому стоимость общественного сектора растет, если даже объем и качество предоставляемых им услуг не меняется, так как заработная плата (доходы) в нем подтягивается к уровню заработной платы в сфере производства[1]. Жителям городов особо узнаваема практика, при которой плата жителей за услуги, передаваемая жилищным органам (как выразителям интересов собственников квартир), прежде всего, направляется ими на свою заработную плату, а уже затем на поддержание инфраструктуры. Хотя это и не объясняет, почему и в каком масштабе те или иные услуги должны предоставляться общественным сектором. Например, можно ли сокращать – пусть даже и ценой перехода к «адресному» принципу - средства, выделяемые на борьбу с бедностью? Ответ на данный вопрос – задача социальной политики.
Одной из важнейших целей современного государства является обеспечение согласованного устойчивого развития всех составляющих его частей. Соответственно, критерием эффективности государственного управления становится способность государства к выработке социальной политики, позволяющей совместить поддержание процессов развития с обеспечением социальной стабильности.
Государство должно отказаться от непосильных для него социальных обязательств – и в то же время оно должно верно определить те обязательства, от сохранения которых зависит его легитимность в глазах граждан, воспроизводство основ их солидарности как граждан именно данного государства. То есть приоритетными являются обязательства, обеспечивающие сохранение самого общества как целого, обладающего государственностью с определенным именем и историей.
2. Драматические перемены в экономической и социальной сферах, потрясшие постсоветское пространство в последнее десятилетие, наряду с переходом к рыночной экономике, привели к резкому усилению бедности и повсеместному снижению уровня жизни больших масс населения. Специфика происходящих общественных изменений состоит в том, что, как отмечается в различных отчетах и мониторингах, проводимых как властями, так и НПО, они сопровождаются
[1] См.: Веттерберг Г. Новое общество. О возможностях общественного сектора. - М.: Ad Marginem, 1997. С. 57.
[1] Известна т.н. болезнь Бомоля – гипотеза исходит из того, что в сфере государственных и муниципальных услуг продуктивность растет медленнее, чем в производственном секторе. Поэтому стоимость общественного сектора растет, если даже его объем предоставляемых им услуг не меняется, так как заработная плата (доходы) в нем подтягивается к уровню заработной платы в сфере производства [Веттерберг Г. Новое общество. О возможностях общественного сектора. - М.: Ad Marginem, 1997, С. 57].)
Требование повысить эффективность расходования бюджетных средств становится одним из важнейших критериев эффективности управления в социальном государстве. Безусловно соглашаясь с таким подходом, нельзя не отметить, что критерии этой эффективности задаются именно приоритетными направлениями, на которых предлагается сконцентрироваться. Но они-то как раз конкретно и не указаны. Особенно, если принять во внимание общую стратегию. Конечно, постоянно говорится о необходимости развития сфер медицинского обслуживания, образования, повышения пенсий и пособий и т.п. направлений, но не прояснен вопрос о том, что же все-таки может и должно сокращать государство?
Следовало бы вообще стремиться к максимальному снижению размеров хозяйственно-экономической деятельности, осуществляемой органами государственной власти и местного самоуправления. По литературе известна так называемая болезнь Бомоля – гипотеза исходит из того, что в сфере государственных и местных (муниципальных) услуг продуктивность растет медленнее, чем в производственном секторе. Поэтому стоимость общественного сектора растет, если даже объем и качество предоставляемых им услуг не меняется, так как заработная плата (доходы) в нем подтягивается к уровню заработной платы в сфере производства[1]. Жителям городов особо узнаваема практика, при которой плата жителей за услуги, передаваемая жилищным органам (как выразителям интересов собственников квартир), прежде всего, направляется ими на свою заработную плату, а уже затем на поддержание инфраструктуры. Хотя это и не объясняет, почему и в каком масштабе те или иные услуги должны предоставляться общественным сектором. Например, можно ли сокращать – пусть даже и ценой перехода к «адресному» принципу - средства, выделяемые на борьбу с бедностью? Ответ на данный вопрос – задача социальной политики.
Одной из важнейших целей современного государства является обеспечение согласованного устойчивого развития всех составляющих его частей. Соответственно, критерием эффективности государственного управления становится способность государства к выработке социальной политики, позволяющей совместить поддержание процессов развития с обеспечением социальной стабильности.
Государство должно отказаться от непосильных для него социальных обязательств – и в то же время оно должно верно определить те обязательства, от сохранения которых зависит его легитимность в глазах граждан, воспроизводство основ их солидарности как граждан именно данного государства. То есть приоритетными являются обязательства, обеспечивающие сохранение самого общества как целого, обладающего государственностью с определенным именем и историей.
2. Драматические перемены в экономической и социальной сферах, потрясшие постсоветское пространство в последнее десятилетие, наряду с переходом к рыночной экономике, привели к резкому усилению бедности и повсеместному снижению уровня жизни больших масс населения. Специфика происходящих общественных изменений состоит в том, что, как отмечается в различных отчетах и мониторингах, проводимых как властями, так и НПО, они сопровождаются
[1] См.: Веттерберг Г. Новое общество. О возможностях общественного сектора. - М.: Ad Marginem, 1997. С. 57.
процессом социальной перестратификации, приводящему, в частности, к появлению, наряду с богатыми и супербогатыми слоями населения, «новых бедных». Зафиксирован эффект резкого снижения уровня жизни тех, кто раньше не вписывался в традиционные категории клиентов системы социальной защиты, а также образования принципиально новых групп обездоленных: беженцев, вынужденных переселенцев и т.п.
Осуществлявшиеся в последние годы исследования привлекли внимание общественности к необходимости пересмотра социальной политики для решения данных проблем. В частности, широкая дискуссия развернулась по вопросам реформы системы социальной защиты. По общему мнению, существующая сегодня система не способна решить проблему бедности и плохо нацелена на помощь наиболее нуждающимся гражданам. (1. Галлагер Д., Либоракина М.И., Ричман Б., Сиваева Т.С., Новик В. Социальная защита населения в России: уровень муниципальных образований. ‑ М.: Фонд «Институт экономики города», 2002.)
Кроме этических моментов, связанных с социальной справедливостью и милосердием, есть еще и экономическая сторона проблемы: включение Казахстана в глобальные мирохозяйственные процессы требует нового качества «человеческого капитала» страны. А это, в свою очередь, накладывает определенные требования на его воспроизводство: система базовых возможностей, гарантируемая человеку, должна быть иной, чем двадцать лет назад. Прожиточный минимум, на гарантирование которого каждому жителю республики нацелена нынешняя социальная политика, может обеспечить в лучшем случае физическое выживание – но не воспроизводство «человеческого капитала». Таким образом, система бьет мимо цели дважды: один раз – неверно определяя адресата (выпадает важная целевая группа – «новые бедные»), второй раз – неадекватно формулируя желательный результат своей деятельности.
Более того, представляется, что институты социальной сферы работают вхолостую или вполсилы потому, что нет отчетливого понимания новых реалий. Эти институты бессодержательны, давно потеряли идею своего предназначения, особенно в сложившейся обстановке. Они работают, но, совершенно не зная, зачем. Они пытаются инсталлировать некие нормы социальной политики предыдущей эпохи, а мало кто в них заинтересован. И это такая формальная игра, например, с повышением пенсий. При этом все хотят, чтобы их повышали, а власть понимает, что их не надо повышать, и вообще весь этот институт в целом исчерпал себя. Потому что, если последовательно двигаться по этому пути, то общество придет в никуда. В силу демографических проблем, экономических проблем, политических проблем, электоральных и так далее.
Еще один момент связи социальной политики с экономикой заключается в том, что как только несущей конструкцией социальной сферы становится государство, перераспределяющее потоки материальных благ между разными слоями общества[1], ресурсная обеспеченность социальной политики оказывается в прямой зависимости от экономической конъюнктуры с ее цикличностью.
Но раз уж если признается факт коэволюции социальных и экономических процессов – и притом выделяются их «сшивки» по нескольким аспектам, - то возникает естественный вопрос: может ли назревшая реформа социальной сферы
[1] Часто социальное государство упрощенно трактуют как государство перераспределения. То есть, то государство, за счет налогов извлекающее ресурсы из воспроизводственного цикла экономики и направляющее их на помощь бедным, которых оно идентифицирует тем или иным способом. С точностью до этой схемы суть социальной политики определяется тем, по каким принципам оно выделяет этих самых бедных.
Осуществлявшиеся в последние годы исследования привлекли внимание общественности к необходимости пересмотра социальной политики для решения данных проблем. В частности, широкая дискуссия развернулась по вопросам реформы системы социальной защиты. По общему мнению, существующая сегодня система не способна решить проблему бедности и плохо нацелена на помощь наиболее нуждающимся гражданам. (1. Галлагер Д., Либоракина М.И., Ричман Б., Сиваева Т.С., Новик В. Социальная защита населения в России: уровень муниципальных образований. ‑ М.: Фонд «Институт экономики города», 2002.)
Кроме этических моментов, связанных с социальной справедливостью и милосердием, есть еще и экономическая сторона проблемы: включение Казахстана в глобальные мирохозяйственные процессы требует нового качества «человеческого капитала» страны. А это, в свою очередь, накладывает определенные требования на его воспроизводство: система базовых возможностей, гарантируемая человеку, должна быть иной, чем двадцать лет назад. Прожиточный минимум, на гарантирование которого каждому жителю республики нацелена нынешняя социальная политика, может обеспечить в лучшем случае физическое выживание – но не воспроизводство «человеческого капитала». Таким образом, система бьет мимо цели дважды: один раз – неверно определяя адресата (выпадает важная целевая группа – «новые бедные»), второй раз – неадекватно формулируя желательный результат своей деятельности.
Более того, представляется, что институты социальной сферы работают вхолостую или вполсилы потому, что нет отчетливого понимания новых реалий. Эти институты бессодержательны, давно потеряли идею своего предназначения, особенно в сложившейся обстановке. Они работают, но, совершенно не зная, зачем. Они пытаются инсталлировать некие нормы социальной политики предыдущей эпохи, а мало кто в них заинтересован. И это такая формальная игра, например, с повышением пенсий. При этом все хотят, чтобы их повышали, а власть понимает, что их не надо повышать, и вообще весь этот институт в целом исчерпал себя. Потому что, если последовательно двигаться по этому пути, то общество придет в никуда. В силу демографических проблем, экономических проблем, политических проблем, электоральных и так далее.
Еще один момент связи социальной политики с экономикой заключается в том, что как только несущей конструкцией социальной сферы становится государство, перераспределяющее потоки материальных благ между разными слоями общества[1], ресурсная обеспеченность социальной политики оказывается в прямой зависимости от экономической конъюнктуры с ее цикличностью.
Но раз уж если признается факт коэволюции социальных и экономических процессов – и притом выделяются их «сшивки» по нескольким аспектам, - то возникает естественный вопрос: может ли назревшая реформа социальной сферы
[1] Часто социальное государство упрощенно трактуют как государство перераспределения. То есть, то государство, за счет налогов извлекающее ресурсы из воспроизводственного цикла экономики и направляющее их на помощь бедным, которых оно идентифицирует тем или иным способом. С точностью до этой схемы суть социальной политики определяется тем, по каким принципам оно выделяет этих самых бедных.
идти по тому же пути, по которому разворачиваются экономические реформы - пути институциональной транзитологии, т.е. заимствования западных институтов, пусть и с учетом культурной национальной специфики?
(вариант: Но раз уж признается факт коэволюции социальных и экономических процессов – и притом выделяются их «сшивки» по нескольким аспектам, - то возникает естественный вопрос: может ли назревшая реформа социальной сферы идти по тому же пути, по которому разворачиваются экономические реформы - пути институциональной транзитологии, т.е. заимствования (пусть и с учетом культурной специфики) западных институтов?)
3. Основными моделями социальной защиты в странах с рыночной экономикой (в скобках указаны страны ‑ типичные представители) являются следующие.
А). Социал-демократическая модель (Скандинавия, Новая Зеландия и др.) базируется на государственной гарантии социальных прав, всемерной поддержке среднего класса и полной занятости, носит универсальный характер. Идейная основа ‑ общность социальных прав граждан национального государства всеобщего благосостояния. Роль государства в социальной сфере наиболее велика. Основной источник финансирования ‑ подоходный налог. Данная модель имеет много общих черт с прежней системой социальной защиты в социалистических странах, хотя, как известно, социалистическое государство не обеспечивало высокие стандарты качества жизни.
Б). Бисмарковская модель (континентальные страны Европы). Исторически возникла из системы социального страхования для “интеграции рабочих” ‑ фондов взаимопомощи, управляемых профсоюзами. Идейная основа ‑ общество взаимного социального страхования. Социальные права рассматриваются как форма долга общества по отношению к его членам (права-обязанности). Опирается на механизм социального страхования, выплата пособий увязывается с предшествовавшим отчислением страховых взносов. Основной источник финансирования ‑ страховые выплаты.
В). Бевериджская модель (Великобритания до прихода к власти консерваторов, Ирландия). Предоставляет одинаковые пособия фактически всему населению. При этом размер пособий минимален и не так тесно увязан с прошлыми отчислениями. Основной источник финансирования ‑ налоги.
Г). Либеральная модель (США, Канада и др.) Идейная основа ‑ общество всеобщего возмещения убытков (как замена политики взаимопомощи). Социальная помощь носит исключительно селективный характер, направлена не на средний класс, а на бедных. Социальное пособие (вэлфэр) является универсальной формой социального вспомоществования. Помощь оказывается на основе строгой проверки нуждаемости, носит временный характер. Роль государства в социальной сфере минимальна.
Д). Неоконсервативная модель (Великобритания времени правления консерваторов). Появилась в период экономического спада, когда выяснилось, что разросшаяся централизованная бюрократия делает социальные программы государства всеобщего благосостояния чересчур дорогостоящими. Политика консерваторов в 80-х годах была направлена не только на сокращение объема социальных программ, но и на снижение гарантий по минимуму заработной платы и общее снижение широкого спектра расценок на труд. Это позволило увеличить занятость, но побочным эффектом снижения безработицы стал рост бедности.
Большинство государств практикует смешанные типы социальной защиты, в ряде развивающихся стран сильны также родовые и семейные связи, обеспечивающие основную социальную поддержку при минимальном
(вариант: Но раз уж признается факт коэволюции социальных и экономических процессов – и притом выделяются их «сшивки» по нескольким аспектам, - то возникает естественный вопрос: может ли назревшая реформа социальной сферы идти по тому же пути, по которому разворачиваются экономические реформы - пути институциональной транзитологии, т.е. заимствования (пусть и с учетом культурной специфики) западных институтов?)
3. Основными моделями социальной защиты в странах с рыночной экономикой (в скобках указаны страны ‑ типичные представители) являются следующие.
А). Социал-демократическая модель (Скандинавия, Новая Зеландия и др.) базируется на государственной гарантии социальных прав, всемерной поддержке среднего класса и полной занятости, носит универсальный характер. Идейная основа ‑ общность социальных прав граждан национального государства всеобщего благосостояния. Роль государства в социальной сфере наиболее велика. Основной источник финансирования ‑ подоходный налог. Данная модель имеет много общих черт с прежней системой социальной защиты в социалистических странах, хотя, как известно, социалистическое государство не обеспечивало высокие стандарты качества жизни.
Б). Бисмарковская модель (континентальные страны Европы). Исторически возникла из системы социального страхования для “интеграции рабочих” ‑ фондов взаимопомощи, управляемых профсоюзами. Идейная основа ‑ общество взаимного социального страхования. Социальные права рассматриваются как форма долга общества по отношению к его членам (права-обязанности). Опирается на механизм социального страхования, выплата пособий увязывается с предшествовавшим отчислением страховых взносов. Основной источник финансирования ‑ страховые выплаты.
В). Бевериджская модель (Великобритания до прихода к власти консерваторов, Ирландия). Предоставляет одинаковые пособия фактически всему населению. При этом размер пособий минимален и не так тесно увязан с прошлыми отчислениями. Основной источник финансирования ‑ налоги.
Г). Либеральная модель (США, Канада и др.) Идейная основа ‑ общество всеобщего возмещения убытков (как замена политики взаимопомощи). Социальная помощь носит исключительно селективный характер, направлена не на средний класс, а на бедных. Социальное пособие (вэлфэр) является универсальной формой социального вспомоществования. Помощь оказывается на основе строгой проверки нуждаемости, носит временный характер. Роль государства в социальной сфере минимальна.
Д). Неоконсервативная модель (Великобритания времени правления консерваторов). Появилась в период экономического спада, когда выяснилось, что разросшаяся централизованная бюрократия делает социальные программы государства всеобщего благосостояния чересчур дорогостоящими. Политика консерваторов в 80-х годах была направлена не только на сокращение объема социальных программ, но и на снижение гарантий по минимуму заработной платы и общее снижение широкого спектра расценок на труд. Это позволило увеличить занятость, но побочным эффектом снижения безработицы стал рост бедности.
Большинство государств практикует смешанные типы социальной защиты, в ряде развивающихся стран сильны также родовые и семейные связи, обеспечивающие основную социальную поддержку при минимальном
государственном вмешательстве. “Кирпичиками”, из которых слагаются системы социальной защиты в европейских странах и США, являются социальные технологии. Их формирование в равной мере зависит от политических и идеологических приоритетов и требований социально-экономического и социально-демографического характера. Появление новой технологии социальной помощи ‑ это результат специальной работы по организационному проектированию, в которой участвуют социальные работники, экономисты, юристы, специалисты по городскому планированию, общественники, благотворители, представители международных организаций (как межправительственных, в том числе международных финансовых институтов, так и неправительственных, а также общественных движений). Сегодня опыт Западной Европы и США показывает, что простых способов разработать эффективную модель адресной социальной помощи нет[1].
4. Несомненно, принципы и процедуры работы отдельных институтов из представленных моделей социальной защиты развитых стран можно и нужно заимствовать. Но относительно возможности переноса структурной схемы институционального устройства социальной сферы ответ будет отрицательным. Но не потому, что у нас иные культурные традиции, не потому, что у нас тяжелое наследие тоталитарного прошлого с характерным государственным патернализмом, и даже не потому, что мы на порядок отстаем от западных «государств благосостояния» по душевому ВВП. Ответ будет отрицательным по стратегическим соображениям.
Дело в том, что сами западные страны сегодня находятся в переходной ситуации, когда старая социальная политика (условно, второй половины XIX века - первой половины XX века) завершила свое существование, а новая еще не появилась. Копируя устаревшие институты (устаревшие не потому, что неэффективные, а потому, что принципы их функционирования задаются «направляющими идеями»[2] уходящей эпохи), есть риск повторить историю индустриализации 1930-х годов, когда советская промышленность скопировала «самую современную» американскую отраслевую структуру. «Чертежи» были срисованы в 1928-29 гг. посланными специально для этого в США инженерами с образца, который год спустя был сметен «великой депрессией» и к середине 1930-х годов заменен новым, более современным.
5. То, что на Западе получило название «нового социального вопроса» [3], было порождено начавшимся в 1970-е годы кризисом легитимности наработанных в предшествующее «славное тридцатилетие» устойчивого экономического роста способов решения социальных вопросов. Рост безработицы и появление новых форм бедности, связанных с маргинализацией и десоциализацией (исключением из рынка труда и связей общественной солидарности) целых групп населения, привел к
[1] См.: Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Международный опыт организации программ адресной социальной помощи.– М.: Фонд «Институт экономики города», 2002 .
[2] О «направляющих идеях» институтов см.: Ориу М. Основы публичного права. - М.: Изд-во Ком. акад., 1929. С. 266, 361-364; Марача В.Г., Матюхин А.А. Социокультурный анализ политико-правового пространства // Научные труды «Адилет» (г. Алматы). 1999. №1(5). С. 16-17; Матюхин А.А. Государство в сфере права: институциональный подход. – Алматы: Высшая школа права «Адилет», 2000. С. 348.
[3] См.: Розанваллон П. Указ. Соч.
4. Несомненно, принципы и процедуры работы отдельных институтов из представленных моделей социальной защиты развитых стран можно и нужно заимствовать. Но относительно возможности переноса структурной схемы институционального устройства социальной сферы ответ будет отрицательным. Но не потому, что у нас иные культурные традиции, не потому, что у нас тяжелое наследие тоталитарного прошлого с характерным государственным патернализмом, и даже не потому, что мы на порядок отстаем от западных «государств благосостояния» по душевому ВВП. Ответ будет отрицательным по стратегическим соображениям.
Дело в том, что сами западные страны сегодня находятся в переходной ситуации, когда старая социальная политика (условно, второй половины XIX века - первой половины XX века) завершила свое существование, а новая еще не появилась. Копируя устаревшие институты (устаревшие не потому, что неэффективные, а потому, что принципы их функционирования задаются «направляющими идеями»[2] уходящей эпохи), есть риск повторить историю индустриализации 1930-х годов, когда советская промышленность скопировала «самую современную» американскую отраслевую структуру. «Чертежи» были срисованы в 1928-29 гг. посланными специально для этого в США инженерами с образца, который год спустя был сметен «великой депрессией» и к середине 1930-х годов заменен новым, более современным.
5. То, что на Западе получило название «нового социального вопроса» [3], было порождено начавшимся в 1970-е годы кризисом легитимности наработанных в предшествующее «славное тридцатилетие» устойчивого экономического роста способов решения социальных вопросов. Рост безработицы и появление новых форм бедности, связанных с маргинализацией и десоциализацией (исключением из рынка труда и связей общественной солидарности) целых групп населения, привел к
[1] См.: Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Международный опыт организации программ адресной социальной помощи.– М.: Фонд «Институт экономики города», 2002 .
[2] О «направляющих идеях» институтов см.: Ориу М. Основы публичного права. - М.: Изд-во Ком. акад., 1929. С. 266, 361-364; Марача В.Г., Матюхин А.А. Социокультурный анализ политико-правового пространства // Научные труды «Адилет» (г. Алматы). 1999. №1(5). С. 16-17; Матюхин А.А. Государство в сфере права: институциональный подход. – Алматы: Высшая школа права «Адилет», 2000. С. 348.
[3] См.: Розанваллон П. Указ. Соч.
необходимости поиска новой рамки социальной политики, способной задать «направляющие идеи» для институтов социальной сферы. Это заставляет переосмыслить западный опыт построения социальных государств, закрепленный в перераспределительных моделях «государства всеобщего благосостояния»[1].
Сходные вопросы – только куда более остро – стоят и в Казахстане. Однако пока весьма актуальная проблематика разработки социальной политики либо отдается на откуп здравому смыслу политиков (который, как известно, часто направляется исключительно популистскими соображениями, а не содержательными идеями), либо рассматривается как чисто техническая проблема оптимального распределения расходной части бюджета. Но при этом вопрошание о том, какие категории населения и типы образа жизни пытается поддержать государство, и почему оно отдает приоритет этим категориям и типам, отказывая другим, не ставится как философская задача о справедливости[2].
7. К постановке «нового социального вопроса» ведет изменение наших представлений о социальной незащищенности. На Западе в период «славного тридцатилетия» людей больше всего беспокоили потери дохода. Сегодня же на авансцену вышли новые причины незащищенности: рост преступности в городах, распад семей, международные конфликты, терроризм и т.д. Но ведь то же самое случилось и у нас в пореформенное десятилетие – только при гораздо более развращенном государственным патернализмом населении – и куда меньших возможностях бюджета[3].
Сложившуюся на Западе к концу 70-х – началу 80-х годов прошлого века модель социального государства можно назвать «пассивным государством всеобщего благосостояния», поскольку его основу составляет система социальной защиты, действующая по принципу компенсации последствий факторов риска для благосостояния индивида, лежащих за пределами возможностей его личной предусмотрительности. Основными идеями данного типа социального государства являются: условия жизни, не унижающие человеческого достоинства; социальное равенство; оказание социальной помощи нуждающимся [4].
Но если в период устойчивого длительного экономического роста можно было в каком-то смысле не думать о том, откуда у государства возьмутся средства на компенсацию ущербов от все большего числа рисков (при постоянно возрастающем прожиточном минимуме), то когда в Западной Европе появились новые типы людей с проблемами (тамошние «новые бедные» - разного рода маргиналы и т.п.), государственного бюджета для перераспределения средств на всех стало не хватать.
[1] Данным выражением в русскоязычной литературе обычно переводится английский термин welfare state. Французский аналог – l’Etat-providence – буквально означает «государство-провидение» или «государство-покровитель», что указывает на укоренившийся в социальной политике европейских государств более широкий спектр «заботы» о гражданах: это не только выплата различных вспомоществований бедным (символом которых в США является вэлфер), но также система социального страхования, различные виды компенсаций и т.д.
[2] См.: Полномочия, функции и предметы ведения в стратегической перспективе развития государственности. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа. Под ред. О.Б.Алексеева, О.И.Генисаретского, П.Г.Щедровицкого. - Нижний Новгород-Москва: ООО "Издательский дом Третий Рим", ЦСИ ПФО, 2002. С.25, а также примечание 5.
[3] «И здесь, прежде всего, требуется вмешательство государства как такового, а не государства всеобщего благосостояния: между социальной защитой и личной безопасностью возникает новый тип связей, устанавливающий и новый тип взаимоотношений между отдельными гражданами и государством». - Розанваллон П. Указ. соч.С.30-31.
[4] См.: Государственное и административное устройство Германии: Сб. междунар. терминов из области права и управления. Сер. Р. Т. I. Мюнхен – Бонн, 1993.С.69-73.
Сходные вопросы – только куда более остро – стоят и в Казахстане. Однако пока весьма актуальная проблематика разработки социальной политики либо отдается на откуп здравому смыслу политиков (который, как известно, часто направляется исключительно популистскими соображениями, а не содержательными идеями), либо рассматривается как чисто техническая проблема оптимального распределения расходной части бюджета. Но при этом вопрошание о том, какие категории населения и типы образа жизни пытается поддержать государство, и почему оно отдает приоритет этим категориям и типам, отказывая другим, не ставится как философская задача о справедливости[2].
7. К постановке «нового социального вопроса» ведет изменение наших представлений о социальной незащищенности. На Западе в период «славного тридцатилетия» людей больше всего беспокоили потери дохода. Сегодня же на авансцену вышли новые причины незащищенности: рост преступности в городах, распад семей, международные конфликты, терроризм и т.д. Но ведь то же самое случилось и у нас в пореформенное десятилетие – только при гораздо более развращенном государственным патернализмом населении – и куда меньших возможностях бюджета[3].
Сложившуюся на Западе к концу 70-х – началу 80-х годов прошлого века модель социального государства можно назвать «пассивным государством всеобщего благосостояния», поскольку его основу составляет система социальной защиты, действующая по принципу компенсации последствий факторов риска для благосостояния индивида, лежащих за пределами возможностей его личной предусмотрительности. Основными идеями данного типа социального государства являются: условия жизни, не унижающие человеческого достоинства; социальное равенство; оказание социальной помощи нуждающимся [4].
Но если в период устойчивого длительного экономического роста можно было в каком-то смысле не думать о том, откуда у государства возьмутся средства на компенсацию ущербов от все большего числа рисков (при постоянно возрастающем прожиточном минимуме), то когда в Западной Европе появились новые типы людей с проблемами (тамошние «новые бедные» - разного рода маргиналы и т.п.), государственного бюджета для перераспределения средств на всех стало не хватать.
[1] Данным выражением в русскоязычной литературе обычно переводится английский термин welfare state. Французский аналог – l’Etat-providence – буквально означает «государство-провидение» или «государство-покровитель», что указывает на укоренившийся в социальной политике европейских государств более широкий спектр «заботы» о гражданах: это не только выплата различных вспомоществований бедным (символом которых в США является вэлфер), но также система социального страхования, различные виды компенсаций и т.д.
[2] См.: Полномочия, функции и предметы ведения в стратегической перспективе развития государственности. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа. Под ред. О.Б.Алексеева, О.И.Генисаретского, П.Г.Щедровицкого. - Нижний Новгород-Москва: ООО "Издательский дом Третий Рим", ЦСИ ПФО, 2002. С.25, а также примечание 5.
[3] «И здесь, прежде всего, требуется вмешательство государства как такового, а не государства всеобщего благосостояния: между социальной защитой и личной безопасностью возникает новый тип связей, устанавливающий и новый тип взаимоотношений между отдельными гражданами и государством». - Розанваллон П. Указ. соч.С.30-31.
[4] См.: Государственное и административное устройство Германии: Сб. междунар. терминов из области права и управления. Сер. Р. Т. I. Мюнхен – Бонн, 1993.С.69-73.
8. Предельным пространством (в методологии именуемом рамкой), в котором ставится вопрос о современном социальном государстве, является проблема совмещения режимов его функционирования с циклами экономической конъюнктуры. Последние порождаются происходящими с определенной периодичностью нарушениями равновесия между важнейшими компонентами системы воспроизводства: процессами производства и потребления. В подобной ситуации модель пассивногогосударства всеобщего благосостояния поражается разрывом между экономикой и социальной сферой. Рассуждения, основанные на понятиях возмещения и компенсации, уже не являются достаточными, поскольку разрушается сам лежащий в основе их легитимности социальный контракт, связанный с идеей солидарности.
9. Суть социального контракта, обеспечивавшего легитимность государства всеобщего благосостояния (практически выражавшуюся, в том числе и в готовности граждан платить высокие налоги) предполагала то, что в определенных ситуациях социальному принципу солидарности отдается приоритет перед экономическим принципом эффективности (производительности). Неоконсерватизм 1980-1990-х годов жестко разделил экономику и социальную сферу, сделав единственным мерилом первой производительность, а вторую целиком вручив заботам государства.
Социальные связи в известной мере компенсировали эту несостыкованность экономики и социальной сферы. Ускоренная модернизация 1980 и 1990 годов [явившаяся ответом на вызов окончания периода устойчивого экономического роста] нарушила это равновесие. Радикальная модернизация предприятий привела к ликвидации на них всех архаичных форм социальной опеки. В свою очередь, государство всеобщего благосостояния, взяв на себя ответственность за урегулирование проблем массовой безработицы, стало преемником всех тех завуалированных форм социальной защиты, которые существовали ранее в «порах» производственной системы. Многие лица с низкой квалификацией или невысокой производительностью труда, ранее бывшие наемными работниками, стали теперь безработными, получающими пособие [1].
Нечто подобное – в специфических, правда, формах посткоммунистической трансформации - произошло и в России в начале 1990-х годов, когда доставшаяся нам в наследство от Советского Союза единая социально-производственная система стала распадаться на «входящее в рынок» производство и «сбрасываемую» на государство и местное самоуправление «социалку». Если в Советском Союзе возникающие трения между производственной и социальной сферами демпфировались компартией, имевшей в своем распоряжении такие структуры, как Госплан, то после деидеологизации государства и провозглашения предприятий независимыми от него экономическими субъектами оказалось, что никто не несет ответственность за воспроизводство страны как социально-экономического целого.
10. Что заменит принцип «сплочения народа вокруг коммунистической партии», который в «коммунистической» версии социального государства был не только основой социального контракта и солидарности, но и позволял реально увязывать между собой решение социальных и экономических проблем? Если раньше все руководители – и городов, и заводов - состояли в одной партии и
[1] См.: Розанваллон П. Указ. Соч. С.101.
9. Суть социального контракта, обеспечивавшего легитимность государства всеобщего благосостояния (практически выражавшуюся, в том числе и в готовности граждан платить высокие налоги) предполагала то, что в определенных ситуациях социальному принципу солидарности отдается приоритет перед экономическим принципом эффективности (производительности). Неоконсерватизм 1980-1990-х годов жестко разделил экономику и социальную сферу, сделав единственным мерилом первой производительность, а вторую целиком вручив заботам государства.
Социальные связи в известной мере компенсировали эту несостыкованность экономики и социальной сферы. Ускоренная модернизация 1980 и 1990 годов [явившаяся ответом на вызов окончания периода устойчивого экономического роста] нарушила это равновесие. Радикальная модернизация предприятий привела к ликвидации на них всех архаичных форм социальной опеки. В свою очередь, государство всеобщего благосостояния, взяв на себя ответственность за урегулирование проблем массовой безработицы, стало преемником всех тех завуалированных форм социальной защиты, которые существовали ранее в «порах» производственной системы. Многие лица с низкой квалификацией или невысокой производительностью труда, ранее бывшие наемными работниками, стали теперь безработными, получающими пособие [1].
Нечто подобное – в специфических, правда, формах посткоммунистической трансформации - произошло и в России в начале 1990-х годов, когда доставшаяся нам в наследство от Советского Союза единая социально-производственная система стала распадаться на «входящее в рынок» производство и «сбрасываемую» на государство и местное самоуправление «социалку». Если в Советском Союзе возникающие трения между производственной и социальной сферами демпфировались компартией, имевшей в своем распоряжении такие структуры, как Госплан, то после деидеологизации государства и провозглашения предприятий независимыми от него экономическими субъектами оказалось, что никто не несет ответственность за воспроизводство страны как социально-экономического целого.
10. Что заменит принцип «сплочения народа вокруг коммунистической партии», который в «коммунистической» версии социального государства был не только основой социального контракта и солидарности, но и позволял реально увязывать между собой решение социальных и экономических проблем? Если раньше все руководители – и городов, и заводов - состояли в одной партии и
[1] См.: Розанваллон П. Указ. Соч. С.101.
подчинялись общей для всех партийной дисциплине – то, что теперь может придать государственно-общественному сектору – эффективность, а бизнесу – социальную ответственность? Что позволит государству избавиться от противоречивых функций «главного рэкетира» в сфере экономической и «всеобщего собеса» - в - социальной? Для придания государству более достойной роли следует перейти от логики возмещения социального ущерба к концепции социальной политики, направленной на воспроизводство общества как целого. Необходимость обеспечить подобное воспроизводство и является сутью проблемы совмещения эффективности и солидарности, не сводимой лишь к чисто управленческому преодолению дисфункций в распределении полномочий и бюджетных расходов[1].
11. Очевидно, необходимо вернуться к принципу, который в 1950-е годы был одним из исходных для становления практики государства благосостояния как «капиталистической» версии социального государства: «Экономическое благополучие оплачивает благосостояние»[2]. Этот принцип относится как к обществу в целом, так и к каждому индивиду[3]. Таким образом, предоставление социального обеспечения увязывается со встречным обязательством трудиться.
Уже Р.Рейган критиковал сложившуюся у части постоянных получателей пособий субкультуру социального иждивенчества, введя в обиход ироническое выражение “королева вэлфэра”. Стержнем усилий, направленных на то, чтобы сделать социальные пособия средством, способствующим реинтеграции людей в «нормальное» общество, был лозунг «прежде всего ‑ работа». Закон о соответствии личной ответственности и возможностей трудоустройства в корне изменил идеологию федеральной системы социальной помощи в США, провозгласив лозунг «от пособия ‑ к зарплате». Это должно достигаться, повторим, путем помощи в трудоустройстве и установлении определенных временных и прочих условий для получения материальных пособий [4].
И, как и в 1950-е годы на Западе, рамкой вопроса о социальной эффективности функционирования государства становится не степень успешности избранной политики перераспределения доходов, а то, насколько быстро реагирует оно на возникающие угрозы системного кризиса воспроизводства, насколько адекватно решает соответствующие проблемы макроэкономики и социальной политики, насколько гибко изменяется при этом само, приспосабливая свои органы к исполнению принятых решений[5].
[1] См.: Полномочия, функции и предметы ведения в стратегической перспективе развития государственности. С.28.
[2] Веттерберг Г. Указ. Соч.С.17.
[3] Процитируем программный манифест Б.Клинтона “Народ прежде всего” (1992): “Мы покончим с существующей системой вэлфэра, покончим с тем положением, когда существование за счет вэлфэра стало образом жизни; мы превратим эту систему в способ предоставить людям еще один жизненный шанс. Мы будем предоставлять людям, живущим на вэлфэре, средства для профессионального обучения, получения образования и воспитания детей на срок до двух лет, чтобы они могли вырваться из порочного круга зависимости. По истечении этого срока все лица, способные к труду, будут обязаны трудиться, либо найдя работу в частном секторе, либо же устроившись в коммунальные службы”. - Besharov D., Fower A. The End of Welfare as We Know it? ‑ The Public Interest, 1993.
[4] См.: Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Указ. соч. С.57.
[5] Ср.: «Политические решения в одинаковой степени касались как сфер структурной перестройки экономики, экономического роста, так и области социальных реформ, ибо первое было условием второго»- Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Указ. соч. С.46.
11. Очевидно, необходимо вернуться к принципу, который в 1950-е годы был одним из исходных для становления практики государства благосостояния как «капиталистической» версии социального государства: «Экономическое благополучие оплачивает благосостояние»[2]. Этот принцип относится как к обществу в целом, так и к каждому индивиду[3]. Таким образом, предоставление социального обеспечения увязывается со встречным обязательством трудиться.
Уже Р.Рейган критиковал сложившуюся у части постоянных получателей пособий субкультуру социального иждивенчества, введя в обиход ироническое выражение “королева вэлфэра”. Стержнем усилий, направленных на то, чтобы сделать социальные пособия средством, способствующим реинтеграции людей в «нормальное» общество, был лозунг «прежде всего ‑ работа». Закон о соответствии личной ответственности и возможностей трудоустройства в корне изменил идеологию федеральной системы социальной помощи в США, провозгласив лозунг «от пособия ‑ к зарплате». Это должно достигаться, повторим, путем помощи в трудоустройстве и установлении определенных временных и прочих условий для получения материальных пособий [4].
И, как и в 1950-е годы на Западе, рамкой вопроса о социальной эффективности функционирования государства становится не степень успешности избранной политики перераспределения доходов, а то, насколько быстро реагирует оно на возникающие угрозы системного кризиса воспроизводства, насколько адекватно решает соответствующие проблемы макроэкономики и социальной политики, насколько гибко изменяется при этом само, приспосабливая свои органы к исполнению принятых решений[5].
[1] См.: Полномочия, функции и предметы ведения в стратегической перспективе развития государственности. С.28.
[2] Веттерберг Г. Указ. Соч.С.17.
[3] Процитируем программный манифест Б.Клинтона “Народ прежде всего” (1992): “Мы покончим с существующей системой вэлфэра, покончим с тем положением, когда существование за счет вэлфэра стало образом жизни; мы превратим эту систему в способ предоставить людям еще один жизненный шанс. Мы будем предоставлять людям, живущим на вэлфэре, средства для профессионального обучения, получения образования и воспитания детей на срок до двух лет, чтобы они могли вырваться из порочного круга зависимости. По истечении этого срока все лица, способные к труду, будут обязаны трудиться, либо найдя работу в частном секторе, либо же устроившись в коммунальные службы”. - Besharov D., Fower A. The End of Welfare as We Know it? ‑ The Public Interest, 1993.
[4] См.: Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Указ. соч. С.57.
[5] Ср.: «Политические решения в одинаковой степени касались как сфер структурной перестройки экономики, экономического роста, так и области социальных реформ, ибо первое было условием второго»- Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Указ. соч. С.46.
Литература
1. Розанваллон П. Новый социальный вопрос. Переосмысливая государство всеобщего благосостояния. – М.: Ad Marginem, 1997;
2. Бюджетное послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию Российской Федерации "О бюджетной политике в 2003 году". 1 июня 2002 г., Москва, Кремль. -http://president.kremlin.ru/text/APPTemplAppearId10748.shtml;
3. Веттерберг Г. Новое общество. О возможностях общественного сектора. - М.: Ad Marginem, 1997;
4. Klugman, Jeni, ed. Poverty in Russia: Public Policy and Private Responses. - Washington, D.C.: The World Bank, 1997; Milanovic, Branko. Income, Inequality, and Poverty During the Transition from Planed to Market Economy. Washington, D.C.: The World Bank, 1998;
5. Галлагер Д., Либоракина М.И., Ричман Б., Сиваева Т.С., Новик В. Социальная защита населения в России: уровень муниципальных образований. ‑ М.: Фонд «Институт экономики города», 2002;
6. Щедровицкий П.Г. Из материалов Стратегической игры Школы культурной политики (Звенигород, январь 2002 г.). Пленарное заседание 22.01.2002 г.;
7. Марача В.Г. Из материалов Стратегической игры… Пленарное заседание 25.01.2002 г.;
8. Александрова А.Л., Галлахер Д., Либоракина М.И., Пузанов А.С. Чагин К.Г. Международный опыт организации программ адресной социальной помощи.– М.: Фонд «Институт экономики города», 2002;
9. Ориу М. Основы публичного права. - М.: Изд-во Ком. акад., 1929. С. 266, 361-364; Марача В.Г., Матюхин А.А. Социокультурный анализ политико-правового пространства // Научные труды «Адилет» (г. Алматы). 1999. №1(5). С. 16-17; Матюхин А.А. Государство в сфере права: институциональный подход. – Алматы: Высшая школа права «Адилет», 2000. С. 348;
10. Полномочия, функции и предметы ведения в стратегической перспективе развития государственности. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа. Под ред. О.Б.Алексеева, О.И.Генисаретского, П.Г.Щедровицкого. - Нижний Новгород-Москва: ООО "Издательский дом Третий Рим", ЦСИ ПФО, 2002;
11. Государственное и административное устройство Германии: Сб. междунар. терминов из области права и управления. Сер. Р. Т. I. Мюнхен – Бонн, 1993;
12. Besharov D., Fower A. The End of Welfare as We Know it? ‑ The Public Interest, 1993.
Матюхин А.А.
г. Алматы, просп. Гагарина, 135-А;
тел. (3272) 50-63-93 (сл.); 90-72-40 (дом.).