А.А. Матюхин, д-р юрид. наук,

ректор АЮ - ВШП «Адилет»

Институциональные характеристики

деятельности правоохранительных органов в ситуации выборов

1. С 90-х годов Казахстан, как и другие государства бывшего Советского Союза, впервые реально и в полную силу свидетельствует в своей истории и на мировой арене начало активного, целенаправленного созидания демократического правового государства, стремящегося гарантировать и защищать права граждан и основанного на идее институционального самоограничения власти. Этот процесс нашел свое воплощение в развитии казахстанского конституционализма.
Понятие «конституционализм» указывает на общие правовые рамки действий государственной власти, стремящейся воплотить в жизнь идею правового государства. Конституция также оформляет те базовые процедуры и «правила игры», неукоснительное соблюдение которых делает государство демократическим.
Однако для того, чтобы в современном мире страна заслужила авторитет и подлинное уважение – не за высокие экономическим показатели, которых может достичь и диктатура, а именно как демократическое правовое государство, – эта страна должна достичь определенного уровня политико-правового развития, который характеризуется понятием «современная демократия». Воспользуемся определением этого понятия, сформулированным Ги Каркассоном – известным французским правоведом и автором комментария к Конституции Франции 1958 г., перевод которого издан АЮ - ВШП «Адилет» при поддержке Министерства иностранных дел Франции.

2. «Заслужить определение «демократия», – полагает Ги Каркассон, –могли лишь те страны, в которых было необходимо и в то же время было достаточно наличия гарантий свободы и прав человека в общей структуре политической системы, власть которой периодически зависит от свободно и состязательно проводимых выборов. Заслужить определение «современная» может только демократия при ее соответствии одновременно трем условиям:
А) управляемые действительно выбирают управляющих;
Б) управляющие действительно имеют средства для управления;
В) управляющие действительно несут ответственность перед управляемыми» [Введение][1].

[1] Далее в квадратных скобках даны ссылки на текст книги Каркассона. Цифры обозначают номера фрагментов, которые соответствуют нумерации французского издания и сохранены при переводе. Курсив везде наш. – А.М.

Для тех, кто знаком с особенностями политической жизни стран СНГ, безусловно, особенно актуальным является указание на третье условие. Как замечает по этому поводу сам Ги Каркассон, «согласно Порталису, «правосудие - это первейший долг суверенитета». Так и ответственность – это первейший долг власти в демократической системе [Введение].
За полтора десятилетия реформ значительная доля граждан постсоветских государств разуверились в идеалах демократии. Однако проводимое Ги Каркассоном сквозь всю свою книгу понимание современной демократии, в основе которой лежит принцип ответственности управляющих перед управляемыми, вполне способно поколебать этот скептицизм и восстановить в глазах граждан подлинное значение выборов как механизма политической ответственности управляющих: «Эта ответственность должна быть взята в интервале между выборами, но именно во время выборов она и должна получить возможность своего подтверждения» [Введение], – настаивает автор.
Как нам хорошо известно, в Казахстане, как и в ряде других стран СНГ, весьма болезненными является вопросы о свободе прессы и прозрачности власти, которые применительно к деятельности политических партий затрагивают проблемы их финансирования, а также принципы «честных выборов».
И, по нашему мнению, многим законодателям из стран Содружества стоит поучиться у Ги Каркассона, демонстрирующего в обсуждении этого круга проблем поразительный пример политического реализма: «Законодатель… наделил их [партии] ресурсами, в обмен на их прозрачность. Таким образом, был положен конец этому недостойному и губительному притворству, в котором каждый соглашался с тем, что демократия является дорогим удовольствием, но делал вид, что верит тому, что членских взносов достаточно для финансирования расходов партий. Представлены они в Парламенте или нет, в настоящее время партии располагают государственными средствами, они могут получать пожертвования, используя налоговые привилегии, с обязательством ежегодной публикации своих счетов. Демократия выигрывает там, где теряют непрозрачные посредники или некоторые нечестные избранники» [21].

3. Для конкретного государства важнейшим документом, выражающим принципы демократического правового государства и конституционализма, является его конституция. Конституция Республики Казахстан 1995 года закрепляет основные институциональные принципы правового государства[1]:
Первым,с точки зрения выражения идеи институциональногосамоограничения власти, является принцип “подзаконности власти”,
[1] См.: Марача В.Г., Матюхин А.А. Конституционная власть в странах СНГ: институциональное разделение властей и социальный идеал устойчивого развития. Часть 1 // Вопросы методологии. 1997. №1-2. С. 103; Матюхин А.А. Государство в сфере права: институциональный подход. – Алматы, 2000. С. 197-198.

подразуме­­вающий, что закон, принимаемый властью, является обязательным и для нее самой, а не только для подвластных, как в полицейском государстве. Важным частным случаем реализации принципа подзаконности власти является свя­занность действий любой власти (не только исполнительной и судебной, но и законодательной) нормами Конституции.
Современные особенности применения данного принципа удачно раскрываются рассмотренными выше условиями функционирования «современной демократии» по Каркассону. «Подзаконная» власть должна иметь возможность исполнить закон, для чего ей необходимы средства управления (второе условие). С другой стороны, в современном демократическом правовом государстве управляющие отвечают перед управляемыми (третье условие) именно и в первую очередь за неисполнение закона – и уж потом за неисполнение предвыборных обещаний и т.п. Выборность же (первое условие) образует механизм политической ответственности перед управляемыми лишь тогда, когда принцип подзаконности соблюден. В противном случае вступают в действие другие механизмы – например, отстранения от должности.
Второй принцип – гарантированность прав личности (человека и гражданина): “Основу прочного правопорядка составляет свобода личности и ее неприкосновенность”[1]. В целях противостояния произволу власти должны быть созданы реальные возможности защиты прав и свобод человека – и, прежде всего, через суд. При этом суд из способа преследования или неравноправной тяжбы (инквизиционный суд) становится средством защиты права, местом, где на основе состязательного процесса вершится правосудие, восстанавливается справедливость – это касается в том числе и нарушений правил «честной игры» в ходе выборов. Без соблюдения данного принципа невозможно не только проведение выборов, но и само существование гражданского общества и общественно-политических институтов, которые, вместе с правовым государством и дополняя его, образуют базис современной демократии.
Третий принцип – верховенство права через верховенство Конституции, что означает конституционную закрепленность и гарантированность прав личности, человека и гражданина, а также подзаконности власти. Указанный принцип, придающий конституционную значимость и условиям функционирования «современной демократии» по Каркассону, имеет прямое действие на все ветви власти.

4. Собственно говоря, принцип верховенства права через верховенство Конституции задает важнейшие функции конституции в правовом государстве:
· закрепление в правовом акте высшей юридической силы и гарантирование прав личности, человека и гражданина;
· закрепление конституционного порядка как подзаконности власти конституции.
В условиях, когда усиливаются попытки реструктуризации постсоветского пространства по сценариям внешних сил, действующих хотя и под лозунгами демократии и прав человека, но в собственных интересах, наиболее актуальной задачей закрепления конституционного порядка в государстве является сохранения за ним суверенитета права[2].
Без суверенитета права, то есть исключительного права народа и уполномоченных им институтов государственной власти самостоятельно определять, что есть демократия, права человека, легитимность власти, справедливость и т.д., невозможен и государственный суверенитет, невозможно в конечном счете сохранение независимости Казахстана.
Суверенитет права связан также с государственной идеей, выступающей в качестве основания для самостоятельных суждений и оценок по перечисленным выше важнейшим вопросам. Если такого основания нет, то суждения и оценки по поводу демократии, прав человека, легитимности и справедливости отношений власти и народа становятся несамостоятельными, заимствованными извне – что, в конечном счете, приводит к переносу центра принятия важнейших для государства решений за его пределы[3]. Ярким примером того, как институт государственной власти действует по заимствованным (или навязанным) извне основаниям, является действие Верховного Суда Украины, назначившего в 2004 году не предусмотренный Конституцией страны «третий тур» президентских выборов.

5. Важнейшим условием реализации институтами государственной власти суверенитета права является конституционное определение основных институтов власти, то есть закрепление в конституции их статусов и важнейших полномочий, по возможности исключающее двусмысленную трактовку их действий. Институты власти, получившие такое определение и закрепление, назовем конституционными.
Полномочия конституционных институтов должны быть распределены так, чтобы даже в «чрезвычайных» (по К. Шмиту)[4] и «революционных»[5] ситуациях позволить государству сохранить за собой суверенитет права. В этом
[1] См.: Кистяковский Б.А. В защиту права (Интеллигенция и правосознание) // Вехи. Из глубины. - М.: Правда, 1991. С. 128.
[2] Генисаретский О.И. Российская государственность в гражданско-правовой и корпоративной перспективе / Государство. Разграничение полномочий. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа. Под ред. О.Б. Алексеева, О.И. Генисаретского, П.Г. Щедровицкого. – Нижний Новгород-Москва: ООО «Издательский дом «Третий Рим», ЦСИ ПФО, 2002.
[3] См.: Шайхутдинов Р.Г. Охота на власть. – М., 2005.
[4] Ср.: «Сувереном является тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении». – Шмит К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете // Антология мировой правовой мысли: В 5 т. / Нац. обществ.-науч. фонд; Рук. проекта Г.Ю. Семигин - М.: Мысль, 1999. С. 644.
[5] См.: Шайхутдинов Р.Г. Указ. соч.

смысле чрезвычайно поучительна французская модель построения конституционных институтов власти, многие элементы которой заимствованы в Конституции Казахстана 1995 г. Книга Ги Каркассона дает нам уникальную возможность глубже познакомиться с этой моделью, глядя на нее не с позиции постороннего человека, и даже не юриста, для которого текст Конституции – это свершившийся факт, а глазами одного из авторов самой модели.
Так, например, и во Франции, и в Казахстане конституционность решения о проведении «третьего тура» президентских выборов, аналогичного вышеупомянутому решению Верховного Суда Украины, была бы обязательно рассмотрена в Конституционном Совете, который, скорее всего, отменил бы его как противоречащее Конституции. Это действие могли бы осудить как «недемократическое», но никто не смог бы оспорить его как «неправовое».
Вообще, сохранение суверенитета права за государством дает возможность ради обеспечения стабильности власти проявлять политическую гибкость. Попробуем определить то общее, что присуще системе конституционных институтов власти и Франции, и Казахстана.
Если выстраивать иерархию статусов институтов власти исходя из их формального определения в Конституции, то наивысшим статусом обладают те институты, которые соответствуют традиционному для политико-правовой мысли понятию «ветвей власти»: Парламент, Правительство, судебная власть. Однако сходным статусом обладают также Президент (институт президентской власти), Конституционный Совет, а также местное государственное управление и самоуправление.
Формальным признаком сходства конституционных статусов этих институтов является то, что каждому из этих институтов власти или институциональных комплексов (каковыми следует признать судебную власть и местные органы, поскольку здесь мы имеем не один институт власти, а несколько взаимосвязанных) посвящен самостоятельный раздел Конституции.
Кроме этих специальных разделов Конституции их компетенция, порядок организации и деятельности определяется конституционными законами (для Парламента, Правительства, Конституционного Совета и судебной системы) или обычными законами (местное государственное управление). Порядок организации и деятельности органов местного самоуправления устанавливается самими гражданами – но в пределах, установленных законом (статья 89 часть 3). Закон также устанавливает пределы полномочий органов местного самоуправления, в исполнении которых они самостоятельны (статья 89 часть 4). Институт президентской власти определен непосредственно Конституцией (прямых отсылок к нормативным актам, которые должны конкретизировать нормы Конституции, последняя не содержит), однако часть 1 статьи 41 говорит о том, что Президент Республики Казахстан избирается в соответствии с конституционным законом.

Сходство конституционных статусов этих институтов и институциональных комплексов отражается понятием «институциональный компонент власти», которое является расширением традиционного понятия «ветви власти» в рамках современных представлений о разделении властей[1].
Представление об институциональных компонентах государственной власти, отличных от ее ветвей, возникает в рамках институционально-функциональной теории государственной власти, связывающей последнюю с определенными функциями государственного управления, получающими свое правовое оформление в виде структурного деления власти на ряд компонентов с конституционно закрепленной компетенцией. Идеальный образец такого структурного деления, признанный конституционной нормой во многих странах, в том числе и в Казахстане, задает классическая теория разделения властей, подразумевающая три ветви власти: законодательную, исполнительную и судебную.
Однако, в противовес данной классической теории, анализ разделов Конституции РК 1995 года, посвященных государственному управлению, и сопоставление конституционных норм с описанием реальных институтов государственной власти, действующих в РК, позволяет выделить большее число структурных институциональных компонентов государственной власти.

6. В частности, особая группа конституционных норм, задающих обособленные институты власти, посвящена не только трем «классическим» ветвям власти, но также Президенту Республики Казахстан (как институту – «Президентской власти», или президентуре).
О том, правомерно ли в рамках казахстанской (и сходной с ней российской) модели разделения властей обособление Президентской власти в качестве «ветви» (т.е. «на равных» с тремя ветвями власти классической теории), в литературе ведется многолетняя дискуссия. Думается, что более близкое знакомство с особенностями функционирования французской модели президентуры, закрепляющей за Президентом функции верховного арбитра по отношению к другим институтам власти[2], позволит и юристам и политикам Содружества определить свои позиции по данному вопросу более разумно и взвешенно.


«В конечном итоге, – полагает Ги Каркассон, – президентские выборы при всеобщем, прямом голосовании упрочили сверхмогущество, часто
[1] См.: Марача В.Г., Матюхин А.А. Правовые институты, сфера права, правовая культура // Научные труды “Адилет” (г. Алматы). 1998. №1(3); Они же. Социокультурный анализ политико-правового пространства // Научные труды “Адилет” (г. Алматы). 1999. №1(5); Матюхин А.А. Государство в сфере права…; Марача В.Г., Матюхин А.А. Президентская власть в политико-правовом пространстве Российской государственности / Политика и политология: актуальный ракурс. Под общ. ред. И.А. Батаниной, М.Ю. Мизулина. – Москва-Тула: Изд-во ТулГУ, 2005.
[2] «Президент Республики следит за соблюдением Конституции. Он обеспечивает своим арбитражем законное функционирование публичных властей, а также преемственность государства» (статья 5 Конституции Французской Республики 1958 г.).

определяемое как республиканская монархия. Фактически, можно было бы обойтись и без этого, но было бы ложным полагать, что глава исполнительной власти обладает своим первенством только благодаря этому. Достаточно одного взгляда на то, что происходит во всех современных демократиях, чтобы констатировать, что британский Премьер-Министр, канцлер Германии, Председатель Правительства Испании, каждый в своей стране, так же могущественны, как и Президент Франции, но, в отличие от него, даже не терпят присутствия второго лица, обременяющего их. Все они, несмотря на второстепенные различия, были избраны посредством все того же всеобщего голосования. Все они, по настоящему, ответственны только перед ним. И, – возражает автор всем критикам данной модели президентуры, – видение в нашей практике французской специфики является достаточно поверхностным подходом» [43].
Несмотря на всю разницу точек зрения, совершенно бесспорно то, что закрепленные в конституциях Франции и Казахстана (а также России и ряда других государств СНГ) модели президентуры подразумевают особое положение Президента в системе разделения властей и механизме сдержек и противовесов.
Данная модель всенародно избранного Президента – выразителя общенационального интереса[1]находит подтверждение в его конституционном статусе главы государства (ч.1 ст.44 Конституции РК, ч.1 ст.80 Конституции РФ), а также «гаранта Конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина» (ч.2. ст.80 Конституции РФ; в формулировке ч.2. ст.44 Конституции РК Президент, сверх того, еще «символ и гарант единства народа и государственной власти»).
Как казахстанская, так и российская конституции закрепляют особое положение Президента как бы «над» тремя «классическими» ветвями государственной власти: «В установленном Конституцией Российской Федерации порядке он… обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти» (ч.2. ст.80 Конституции РФ). Кроме того, Президент РФ «может использовать согласительные процедуры для разрешения разногласий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, а также между органами государственной власти субъектов Российской Федерации» (ч.1 ст.85). Эти конституционные положения определяют функции Президента, аналогичные тем, которые в статье 5 французской Конституции 1958 г. названы арбитражными.
Формулировка Конституции РК более лаконична: «Президент Республики обеспечивает согласованное функционирование всех ветвей государственной власти и ответственность органов власти перед народом» (ч. 3
[1] См.: Малиновский В.А. Глава государства суверенного Казахстана. – Алматы: ВШП «Адилет», 1998; Матюхин А.А. Государство в сфере права… С. 407-410; Марача В.Г., Матюхин А.А. Президентская власть в политико-правовом пространстве Российской государственности / Политика и политология: актуальный ракурс. Под общ. ред. И.А. Батаниной, М.Ю. Мизулина. – Москва-Тула: Изд-во ТулГУ, 2005.

ст. 40). Однако ч.2 ст. 45 наделяет Президента РК более широкими полномочиями по сравнению с его российским коллегой, ограничивающими действие принципа разделения трех «классических» ветвей власти: «В случае, предусмотренном подпунктом 4) статьи 53 Конституции, Президент Республики издает законы, а в случае, предусмотренном подпунктом 2 статьи 61 Конституции – указы, имеющие силу законов Республики».

7. Заслуживает упоминания и проблема взаимодействия президентской и судебной властей. Этот вопрос особенно интересен применительно к президентским выборам: ведь если в спорных ситуациях судебная власть всегда будет принимать сторону действующего Президента (даже если формально он находится в отпуске), то вряд ли возможно говорить о беспристрастности суда – а, значит, и о честности выборов.
Первый абзац статьи 64 французской Конституции 1958 г. гласит: «Президент Республики является гарантом независимости судебной власти». Комментарий Ги Каркассона весьма едок: «Первый абзац данной статьи является нелепым. Это означало бы, что волк является гарантом безопасности овчарни». И далее: «Любая политическая власть, какой бы она ни была, до недавнего времени изыскивала пути сделать суды такими послушными, о каких она могла только мечтать, а ее мечтания были ненасытными… Но правда и то, что сами судьи в течение долгого времени предоставили Франции лишь редкие доказательства того, за что бы их можно было уважать больше, чем они уважали себя сами. За исключением нескольких заслуживающих случаев в истории судопроизводства, судьи в своей селективной суровости доказали исключительное и чревоугодное усердие, а в своей зависимости – слепую покорность» [390].
Не правда ли, знакомая картина? К чести Франции нужно отметить, что в период V-й Республики эта недопустимая с точки зрения современной демократии ситуация была преодолена. Решение было гениально простым, хотя его реализация потребовала величия личности Шарля да Голля, который «не ошибся в том, что без колебаний поставил судебную сферу на одну планку с военной, гражданской или министерской, с целью показать, что каждая из них имеет власть, доверенную и поддержанную им» [390]. Редкий в истории случай, когда конституционная норма со столь неформальным содержанием была реализована буквально: Президент Республики действительно выступил гарантом независимости судебной власти.

8. Можно ли применить понятие «институционального компонента власти» к другим определенным Конституцией институтам власти, от которых зависит соблюдение правил «честной игры» в ходе выборов? Поскольку применительно к судебной власти ответ очевиден (она является «ветвью», а, следовательно, и «институциональным компонентом»), рассмотрим данный вопрос на примере Прокуратуры, которой, в отличие от упомянутых выше

властных институтов, посвящен не раздел, а всего лишь одна статья Конституции – 83-я.
Во-первых, Прокуратура обладает собственным обособленным набором властных функций и полномочий, и по отношению к другим институтам власти она обладает примерно такой же степенью независимости, как и Правительство.
Во-вторых, как можно проследить по упоминаниям в других статьях Конституции, статус Генерального Прокурора сопоставим со статусом Председателя Верховного Суда, т.е. формального главы одной из «признанных» ветвей власти.
В-третьих, то, что прокуратуре посвящена всего одна статья Конституции, никак не умаляет ее статуса. К примеру, местному самоуправлению также посвящена всего одна статья (89-я) – но именно самостоятельность этих органов (в пределах полномочий, установленных законом) и послужила действительным основанием того, что местному государственному управлению и самоуправлению посвящен отдельный раздел Конституции.
Поэтому решающим критерием мы считаем все же не количество статей Конституции, а наличие у прокуратуры прямо определенного Конституцией собственного обособленного набора властных функций и полномочий. По этому признаку Прокуратуру можно сопоставить с Конституционным Советом, обладающем обособленным набором функций конституционного надзора (контроля) и официального толкования конституции. Но то, что Конституционному Совету посвящен отдельный раздел, а не одна статья, обусловлено прежде всего тем, что для осуществления этих функций в Казахстане – по образцу Франции – избрана несудебная форма. А, например, в России, Конституция которой по структуре и даже по ряду формулировок очень близка к Конституции Казахстана 1995 г., аналогичные функции исполняет судебный орган – Конституционный Суд, и ему посвящена лишь одна статья (125-я) в главе 7 «Судебная власть», точно так же, как и Прокуратуре (129-я статья той же главы). Но это нисколько не умаляет статуса Конституционного Суда.
Кстати, ничто не мешает конституционному законодателю создавать разделы Конституции, состоящие из одной статьи – примеры таких разделов дает Конституции Французской Республики. Интересно также, что статья 65 данного нормативного акта, касающаяся судей и должностных лиц прокуратуры, сформулирована полностью «симметрично» по отношению к первым и вторым и использует обобщающий термин «магистраты», уравнивая их в статусе.
Таким образом, в Казахстане Прокуратура является одним из институциональных компонентов власти, каковые в правовом государстве определяются Конституцией и конкретизирующими ее нормы законами, что превращает Прокуратуру в один из конституционных институтов власти.

9. Для того, чтобы пояснить отличие конституционного института власти от невластного института, сопоставим статус Прокуратуры со статусом адвокатуры.
Одной из конституционных функций Прокуратуры согласно части 1 статьи 83 является представление интересов государства в суде, а также - в случаях, порядке и в пределах, установленных законом, - осуществление уголовного преследования. Основание для сопоставления дает то, что во всех этих случаях прокурор как участник процесса встречается в зале суда с адвокатом, выступающим на другой стороне, и при этом в состязательном процессе признается формальное равенство сторон.
Но насколько отличен конституционный статус адвоката от рассмотренного выше статуса Прокуратуры! Адвокатура, хотя ее статус, направления и условия деятельности регулируются специальным законом (так же, как и для Прокуратуры), ни разу не упоминается ни в разделе VII «Суды и правосудие», ни в каком-либо ином разделе, посвященном институциональным компонентам власти (c III-го по VIII-й).
При этом адвокаты упоминаются в части 3 статьи 16 в связи с правом каждого задержанного, арестованного, обвиняемого в совершении преступления пользоваться их помощью[1]. Кроме того, в неявном виде адвокатов касается часть 3 статьи 13 в связи с правом каждого на получение квалифицированной юридической помощи. Толковый словарь Конституции Республики Казахстан разъясняет данное право как «возможность лица обратиться к специалисту, обладающему профессиональными юридическими знаниями и навыками, - адвокату – и получить квалифицированную правовую поддержку в своем деле. Адвокаты как специалисты в вопросах права, обладающие разносторонними профессиональными знаниями, высокими моральными и деловыми качествами, в связи с обращениями к ним физических и юридических лиц составляют документы по вопросам правового характера, дают необходимые консультации, разъяснения, участвуют в судопроизводстве, оказывают иную юридическую помощь» (указ. раб., с. 84).
Обе вышеупомянутых статьи (13-я и 16-я) входят в раздел II «Человек и гражданин», посвященный конституционным гарантиям прав и свобод. Аналогичные (практически дословно совпадающие) конституционные нормы, касающиеся адвокатов, присутствуют и в Конституции РФ, однако там они объединены в одну статью 48 и составляют две ее части. Может показаться, что и здесь мы имеем дело со специализированной статьей Конституции, посвященной адвокатуре. Однако это не так: и в российской Конституции эта статья посвящена не адвокатуре, а правам человека («каждого»), и включена в
[1] Традиция упоминания адвокатов именно в связи с правами обвиняемого при уголовном преследовании идет от Конституции США (Билль о правах 1791 г., поправка VI). Как мы видим, Конституция Республики Казахстан трактует адвокатскую практику более широко. А, к примеру, в Конституции Французской республики адвокаты не упомянуты вовсе.

главу 2 «Права и свободы человека и гражданина». То есть конституции и Казахстана, и России рассматривают адвокатов как специалистов, призванных оказывать профессиональную помощь гражданам в защите и реализации своих прав.
В этом смысле представляется, что разработчики Конституции Казахстана поступили более логично, включив нормы, касающиеся адвокатуры, в качестве частей в статьи, посвященные фундаментальным правам – праву каждого на признание правосубъектности и защиту своих прав и свобод всеми не противоречащими закону способами (статья 13) и праву каждого на личную свободу (статья 16). Право каждого на получение квалифицированной юридической помощи (в первом случае) и право каждого задержанного, арестованного, обвиняемого в совершении преступления пользоваться помощью адвоката (во втором случае) – это производные права, представляющие собой допускаемые законом способы (механизмы) реализации вышеупомянутых фундаментальных прав.
Итак, как прокуратура, так и адвокатура обладают обособленными, специфическими только для этих институтов функциями. Однако функции первой имеют властный характер, и поэтому конституционные нормы собраны в единую статью 83, определяющую Прокуратуру как институциональный компонент власти. Функции же адвокатуры связаны с осуществлением каждым человеком его производных прав, выступающих способами (механизмами) реализации его фундаментальных прав. Поэтому нормы, касающиеся адвокатуры, привязаны в Конституции Казахстана к нормам, гарантирующим соответствующие фундаментальные права. В этом смысле адвокатура выступает как невластный гражданский институт.

10. Рассмотрение институциональных компонентов власти не может ограничиться анализом конституционных и иных законодательно установленных норм, поскольку институт власти не сводится к «совокупности норм, регулирующих однородные общественные отношения». Если следовать трактовке основателя институционализма выдающегося французского правоведа и социолога М. Ориу, то в последнем случае мы имеем дело с институтом-вещью, тогда как институты власти – это институты-корпорации[1], представляющие собой не просто совокупности норм, но и реализующие их социальные организации (учреждения), деятельность которых подчинена определенным принципам и предназначению.
Если принципы и предназначение института оставляются вне рассмотрения, то мы снова возвращаемся к вещной трактовке институтов - позитивистской редукции, сводящей социальные учреждения к «социальным телам», лишенным «души», то есть осуществляющем деятельность нерефлексивно, безотносительно к ее культурному смыслу.

[1] См.: Ориу М. Основы публичного права. Пер. с франц. под ред. Е. Пашуканиса и Н. Челянова. - М.: Изд-во Ком. акад., 1929. С. 114-116.

Так, основной функцией правоохранительных органов является охрана законности и правопорядка, защита прав и свобод человека, борьба с преступностью. Но достаточно ли изложенного понимания деятельности правоохранительных органов для обеспечения их подлинно профессиональной работы в ходе выборов?
Например, суд рассматривает жалобу кандидата на действия избирательной комиссии, которая, по его мнению, незаконно сняла его с дистанции. Суд рассматривает дело по существу в сроки, предусмотренные гражданско-процессуальным кодексом, но выносит решение уже после того, как выборы состоялись. И если решение вынесено в пользу кандидата, который так и не смог принять участие в выборах, это ставит под сомнение результаты последних.
Или другой пример: суд вынес решение в пользу кандидата до даты выборов, но когда большая часть предвыборной кампании позади. Равны ли при этом права всех кандидатов? Если оставаться только в рамках предписанного законом набора функций суда, то он вынес справедливое решение. Но является ли это решение справедливым в контексте задачи поддержания «правил честной игры», которая формально суду не вменена, но на деле как раз и является его предназначением в данной ситуации?
В рамках институционально-функциональной теории государственной власти предназначение как раз и есть идеальный, культурно-значимый смысл, стоящий за совокупностью функций, приписываемых данному институту. В соответствии со схемой состава института функции процессуально «расписываются» в виде системы формальных мест и процедур «функционирования» института как социального учреждения – а предназначение (как и принципы) выступает содержательным выражением институциональной идеи. Разница состоит в том, что принципы выражают идею нормативно (в качестве примера см. принципы правосудия, зафиксированные в статьях 77 и 78 Конституции РК), а предназначение – телеологически (предназначение институтов судебной власти закреплено статьей 76 Конституции РК: «Судебная власть осуществляется от имени Республики Казахстан и имеет своим предназначением защиту прав, свобод и законных интересов граждан и организаций, обеспечение исполнения Конституции, законов, иных нормативных правовых актов, международных договоров Республики»).
Если функции института могут существовать как относительно независимые «кирпичики», то предназначение в силу данной выше телеологической трактовки подразумевает не только «высшую» цель, но и цельность. За совокупностью функций института должен рефлексивно восстанавливаться достаточно целостный культурный смысл его функционирования, передаваемый (транслируемый) сменяющим друг друга участникам (и поколениям участников) института, что обеспечивает преемственность и воспроизводство последнего.

11. То, что является общим в предназначении всех конституционных институтов власти и превращает их в слаженно функционирующие звенья разделенного на институциональные компоненты, но в то же время единого механизма государственной власти, и есть государственная идея.
Именно государственная идея является основанием для самостоятельных суждений и оценок, позволяющих сохранять суверенитет права и, в конечном счете, государственный суверенитет (см. п. 4).
Именно государственная идея становится «общим знаменателем» для взаимодействия сторон политического конфликта при применении согласительных процедур, позволяя им находить общий язык, понимать друг друга и приходить к компромиссному решению.
Именно государственная идея, соответствуя культурным традициям и ментальности народа, соотносясь с духовными опорами конституционных институтов власти и государства в целом, обеспечивает легитимность последнего в восприятии граждан.

12. Каково соотношение государственной идеи и Конституции?
Конституция - это своего рода «институт институтов», поскольку, будучи институтом сама, она создает одно из необходимых условий институционализации власти в правовом государстве и слаженности функционирования всех конституционных институтов власти в правовом поле. И поэтому именно Конституция, определяя статус и предназначение конституционных институтов власти, является наиболее емким и развернутым выражением государственной идеи в нормативно-правовой форме.
В конечном счете, магистральный путь становления правового государства состоит в укреплении духовных опор его конституционных институтов, в дальнейшем укоренении в сознании и граждан, и представителей власти, включая законодателей, идей и ценностей конституционализма и законности. И по мере продвижения страны по этому цивилизационному пути, несомненно, будет снижаться актуальность восполнения недостатка правовой культуры посредством «силовых» структур. Правовое государство должно быть сильным, но эта сила должна проявляться в рамках ограниченных конституционным полем состязательных институтов: в залах судов, Парламента, Конституционного Совета, в согласительных процедурах, а не вне их.

13. Конституция – не только правовой институт, но, будучи выражением принципа верховенства права, она является также и авторитетным институтом власти в правовом государстве[1]. Как и другие институты государственной власти, Конституция – это не только совокупность норм, но и институт-корпорация.
Непосредственным организационным механизмом обеспечения действия Конституции Казахстана 1995 года (который можно назвать «конституционной властью») является орган конституционного контроля/надзора – Конституционный Совет.
В широком смысле к этому организационному механизму следует добавить деятельность Президента в качестве символа и гаранта Конституции, а также прописанные в конституционном законодательстве права обращения в Конституционный Совет Парламентом, судами и гражданами с целью получения официального толкования и устранения возможных конституционных деликтов.

[1] См.: Марача В.Г., Матюхин А.А. Конституционная власть в странах СНГ: институциональное разделение властей и социальный идеал устойчивого развития. Часть 1 // Вопросы методологии. 1997. №1-2. Часть 2 // Вопросы методологии. 1997. №3-4; Матюхин А.А. Государство в сфере права… С. 417-427.