Есть загадка, которая поражает воображение каждого, кто читает исторические хроники и исследования историков: это внезапный крах и распадение могущественных империй и цивилизаций... Не так давно мы были свидетелями подобного крушения - развалилась на куски и исчезла сверхдержава, казавшаяся монолитом, способной существовать без изменений если не века, то, по крайней мере, десятилетия. Почти никто... не предсказывал столь стремительного краха... Значит ли это, что усилия Платона и Полибия, Сыма Цяня и Ибн Хальдуна, Монтескье и Шпенглера были напрасны? Верно ли, что социальное знание некумулятивно и столь мощные умы не смогли создать в области социальной мысли ничего что позволяло бы понимать и предсказывать социальные катастрофы наподобие той, которую нам пришлось только что пережить... Существует ли вообще линия устойчивого развития и если да, то как выйти из круговорота тоталитарных революций и авторитарных переворотов?
(Мусхелишвили Н.Л., Сергеев В.М., Шрейдер Ю.А. Ценностная рефлексия и конфликты в разделенном обществе / “Вопросы философии”, 1996, N11, с. 3-4)

В декабре 1996 года исполнилось пять лет Содружеству Независимых Государств. И как бы ни оценивали мы факт развала СССР, Договор о создании СНГ неоспоримо имеет историческое значение для судеб народов бывших советских республик как признание реальности их перехода в новое государственно-правовое состояние - в период построения ими собственной независимой государственности. Становление новых независимых государств происходит в обстановке борьбы и противодействия различных социальных идеалов - традиционалистских (национальных), социалистических и либерально-демократических. И принимаемые в этих государствах постсоветские конституции становятся существенной опорой последних, поскольку провозглашают и закрепляют ценности демократического общества и правового государства. Конституции стран СНГ содержат также отсылки и к другим сущностным ориентирам становления независимого государства, в частности, указывая на его светский и (как правило) социальный характер.
Можно отметить тенденцию, выражающуюся в том, что провозглашаемые ценности, взятые вместе, стремятся к некоему балансу социального и либерального, Общего Блага и Свободы, который характерен для социального идеала устойчивого развития.
Но для того, чтобы конституции новых независимых государств не оказались такими же декларативными, как прежние советские, выраженная в них ценностная рефлексия общества должна быть институционально воплощена в публично-правовом порядке.
Средством ценностной рефлексии в области государства и права выспупает разделение властей.
Неотъемлемой (сущностной) функцией любой конституции является установление и правовая защита основ конституционного строя. Но конституционный строй еще нужно осуществить, провести в жизнь - как на институциональном уровне, так и на уровне конкретного правоприменения.
Но, поскольку конституция является нормативным актом высшей юридической силы, государство должно оформлять и осуществлять юрисдикцию конституции в том числе и по отношению к самому себе, ограничивать себя закрепленным в конституции правом.

Институциональное оформление самоограничения государственной власти означает ее разделение при установлении механизма взаимодействия получившихся институциональных компонент.
Содержание конституционных формулировок подчеркивает своеобразие каждого из государств в современных условиях, утверждает оригинальные конструкции институциональной организации общественного и государственного устройства.
На уровне нормативных конструкций устойчивость общества с устойчивостью власти соединяет очевидная непосредственно-практическая связь. Но устойчивое развитие возможно лишь в обществе разделенном (только оно и может развиваться), а не монолитном, поэтому отмечаемая нормативная связь лишь выражает опосредованную связь - через социальные ценности: “Разделение властей и институт представительной демократии (в разделенном обществе - А.М.) есть прежде всего институциональное воплощение ценностной рефлексии”[там же,с. 6].
Во всемирном масштабе идеал устойчивого развития актуализируется ныне в проблематике становления нового мирового порядка, для которой на нынешнем этапе конститутивными являются процессы регионализации.
В масштабе СНГ регионализация связана, во-первых, с интеграцией новых независимых государств, а, во-вторых, с их внутренней устойчивостью, определяемой тем, насколько успешно ими решена проблема установления публично-правового порядка, его легитимации и превращения в порядок конституционный.
Регионализация и интеграция: контексты реализации идеала устойчивого развития
Идеал устойчивого развития в контексте становления нового мирового порядка
Описанные в эпиграфе цивилизационные катастрофы
в категориальном плане означают необратимое нарушение (разрушение) порядка.
В модальности возможного такое разрушение цивилизации порождает экзистенциальное ощущение неустойчивости, для религиозного человека чреватое предчувствием грядущего апокалипсиса, а для философа созначное ужасу забвения бытия. Страх преодолевается бесстрашием, ужас же - ничем, ибо онтологичен. Для большинства жителей СНГ этот ужас тихий, бытовой, подкрепляемый невротическим воспоминанием о распаде Союза и ностальгией по безвозвратно утерянной “уверенности в завтрашнем дне”. И это не последняя причина того, что в поисках адекватной государственной идеи как для Казахстана, так и ряда других государств СНГ проблематика “устойчивого развития” занимает столь важное место.
Но идея устойчивого развития - не только ценностно приемлемая для бывшего советского народа утопия, но и признанный международным сообществом социальный идеал. Причем в его признании наблюдается редкое единодушие как развитых стран, так и развивающихся, как правительств, так и неправительственных организаций, как научной общественности, так и нон-конформистов типа Greenpeace. В чем же секрет такого всеобщего признания? На наш взгляд, дело в том, что идея устойчивого развития представляет собой попытку идеально-ценностного ответа на целый ряд глобальных проблем (“вызовов эпохи”), за которыми стоит определенная онтологическая ситуация.
Идеал (ценность) устойчивого развития связан с геополитической и мирохозяйственной онтологией мирового порядка.
В европейской культуре, начиная с Просвещения, утверждается идеал развития. Первоначально этот идеал формировался как прогресс.

В отличие от прогресса развитие предполагает не внешнюю, а внутреннюю необходимость, не вне-положенную цель, а ценность. Наблюдаемая же неустойчивость мирового порядка вызывает необходимость специальной оговорки в формулировке идеала - устойчивое развитие.
С точки зрения практического разума всякое представление о социальном идеале подразумевает возможность либо его достижения, либо прогрессирующего приближения к нему.
В категориях естественное и искусственное это означает, что в случаях, когда возможно достижение обществом того предела, когда нарушение порядка становится уже необратимым, также возможно и воздействие на общество с целью “отодвинуть” его от опасной грани.
Представление об устойчивости, которое пришло в социальные науки из кибернетики, подразумевает также определенный “автоматизм” вышеописанной “обратной связи”, всякий раз возвращающей общество в относительно безопасное состояние. Всякий раз, когда осознается опасность, искомое воздействие должно быть направлено на то, чтобы скомпенсировать факторы, подталкивающие к катастрофе.
Устойчивая система может быть открытой, но все же должна иметь границу с внешней средой, от которой она обладает известной автономией. Того же (относительной разделенности “внешнего” и “внутреннего”) требует и категория развития, о котором Гегель замечал, что это есть “определенность только внутренним содержанием”.
В рамках онтологии мирового порядка подразумевается, что развиваться может не только и не столько мир в целом, сколько его относительно автономные (самодостаточные) единицы - регионы. Мир в целом стал многофокусным (хотя и взаимозависимым), а его развитие - проблематичным. Поскольку развитие отдельных регионов противоречиво и может иметь в качестве своих последствий условия “среды”, препятствующие развитию других регионов.
Единицами развития не всегда были регионы. Не так уж далеко время, когда такими единицами были державы, опиравшиеся на колониальные империи. И если про державы еще можно сказать, что они образовались естественноисторически, то империи (начиная с уже античности) строились искусственно, целенаправленно создаваясь под определенную идею.
Выяснение последовательности стадий развития (или трансформации) мирового порядка - тема отдельного исследования. Мы считаем вполне правдоподобной версией становление нового мирового порядка по схеме “колониализм - неоколониализм - регионализация”. Следует лишь сделать оговорку, что естественными зонами влияния держав при неоколониализме были, как правило, территории бывших колониальных империй. Регионы же - образования искусственные даже в плане географии, поскольку процессы регионализации, в результате которых они возникают, тесно связаны с целенаправленным запуском интеграционных механизмов, направленных на достижение стратегической автономии, т.е. положения самостоятельного субъекта геополитики и мирохозяйственных отношений.
Примерами регионов, прошедших все три стадии, могут служить Азиатско-Тихоокеанский регион и Латинская Америка.
Но наиболее “чистый” пример интеграции дал регион, не только не знавший неоколониализма, но в недалеком прошлом сам состоявший в основном из колониальных держав - Европа. Ныне ни одна из европейских держав уже не может в одиночку противостоять американской экспансии. Страны Европы, обладающие наиболее старыми и развитыми правовыми системами, дают в последнее десятилетие пример не только самой тесной интеграции в различных сферах, но и впечатляющий образец создания межгосударственных

институтов. В случае успеха интеграционных процессов подобный регион превратится в хотя и открытый, но вполне самодостаточный “мир” с собственной онтологией, и со своим замыслом мирового порядка, основанным на способности понимать и переинтерпретировать другие региональные онтологии и замыслы.
В формировании по крайней мере нескольких подобных регионов, образующих “полифокусный” и взаимозависимый мир, и состоит вышеупомянутая онтологическая ситуация с проблемой становления мирового порядка.

Идеал устойчивого развития в контексте интеграции СНГ

Выше мы рассматривали идеал как особую ценность, связанную с ситуацией разрыва (онтологически) сущего и (онтологически) должного. Причем по отношению к “устойчивому развитию” речь шла об онтологической ситуации становления мирового порядка,единицами развития в которой выступают регионы, обладающие известной автономией (самодостаточностью) и способные превратиться в самостоятельный “фокус”, влияющий на мировой порядок в целом. Ни одно из государств Содружества (кроме, возможно, России) не соразмерно роли такого “фокуса”, который, к тому же, должен быть еще и самостоятельным субъектом геополитики. И то, что Россия, вначале “отталкивавшая” от себя страны Содружества, в последние два года сама выступает активным инициатором интеграционных процессов, указывает на ее намерение не “тужиться”, силясь явить такой регион из одной себя, но, напротив, сформировать его вокруг себя, выступая тем самым как субъект социоинженерного (и социокультурного) программирования. Другие государства (если вынести за скобки “странное” поведение Украины) в целом (стратегически) поддерживают это намерение, признавая успешную интеграцию единственным для себя шансом не остаться за бортом формирующегося миропорядка. И хотя некоторые государства еще размышляют о “запасных вариантах” примыкания к другим центрам влияния, в любом случае и для них интеграция в рамках СНГ остается важнейшим внешним условием устойчивого развития, или если и не развития, то просто устойчивости.
Принцип устойчивости самого интеграционного процесса был сформулирован как “синхронизация темпов экономических реформ”. Правда, жизнь постоянно вносит поправки в тезис о примате в таких делах экономического критерия, особенно если взять “образцовые” для Содружества в плане интеграции отношения Россия - Белоруссия. Этот пример как раз показывает, что, во-первых, интеграция осознается императивно (она должна происходить даже вопреки обстоятельствам). А, во-вторых, более значимой оказывается устойчивость самих высоких договаривающихся сторон, причем не столько экономическая, сколько устойчивость публично-правового порядка внутри страны, в частности, конституционного строя и власти. Причем существенно (и для самих договаривающихся сторон, и для международного окружения - ведь цель заключается в создании региона, значимого вовне!), что одной лишь позитивной (политической и экономической) устойчивости недостаточно (а часто она играет и вовсе подчиненную роль). Гораздо важнее “ценностная устойчивость”, или устойчивость взаимных оценок партнерами друг друга. Иначе говоря, вопрос упирается в ценностную рефлексию, по отношению к которой партнеры должны прийти ко взаимной ясности. И здесь ценностная идея субъектности в становящемся мировом порядке вступает во взаимодействие с одной стороны, с ключевыми для Запада либерально-демократическими ценностями, а, с другой стороны, с глубинной этнокультурной ценностью “воссоединения разделенных народов”.

Обсуждение конкретно-политических обстоятельств реализации этих ценностей, как и становления новых межгосударственных институтов Содружества, лежит вне рамок данной работы. Для нас важно было отметить эти рефлексивные процессы как задающие для государств Содружества чрезвычайно значимый контекст становления конституционной власти и публично-правового порядка.

Условия социальной устойчивости
Социокультурные институты, публично-правовой порядок и общественная устойчивость

Условием устойчивого развития является институционализация социальной ценностной рефлексии.
Этот тезис позволяет связать общественную устойчивость, публично-правовой порядок и социокультурные институты через Идею права. Эта Идея в наш переходный период должна рассматриваться именно как ценностная, а не чисто позитивная. Переход от проблем структуры, динамики и устойчивости общества к подобной ценностной Идее осуществляется с институциональной точки зрения. В этом случае связка “общественная устойчивость - устойчивая власть” задается через институционально организованный (и ценностно нагруженный - см. введение!) публично-правовой порядок отношением легитимности, идеальная составляющая которого будет образовываться композицией ценностных идей Свободы, Общего Блага и Справедливости. Эту идеально-ценностную составляющую публично-правового порядка мы и будем называть Идеей права.
Идея права генетически связана со свободой воли: всякое право есть реализация свободы. Эту связь Идеи права с Идеей свободы подчеркивала как вся либеральная традиция - во всяком случае, начиная с Локка, так и традиция немецкого идеализма.
С точки зрения философии государства и права Идея Общего Блага - это то, к чему должна стремиться Всеобщая воля, то содержание, которое предполагает всякий мыслимый общественный договор, на чем покоится всякое государство.
В силу распада Всеобщей воли на множество индивидуальных Идеи Свободы и Общего Блага входят в столкновение (“война всех против всех”), которое на принципиальном уровне разрешается введением справедливости в качестве меры. Можно сказать, что Справедливость - это мера Свободы, в рамках которой Свобода не противоречит Общему Благу. Идея права состоит в том, что эта мера вводится как формальный принцип, не зависящий ни от материальных обстоятельств, объективно ограничивающих свободу, ни от конкретного содержания Общего Блага
Уместность появления в приведенном рассуждении Идеи права обусловлена тем, что если различать свободу и произвол, то в социуме нет иного способа существования свободы, кроме как в форме права. Точнее, европейская культура не нашла иного способа. С точки зрения либеральной традиции, не нашла она и иной формы осуществления справедливости. Сфера права есть то “место”, где описанная выше “идейная” коллизия получает не только принципиальное, но и формально-институциональное (процедурное) разрешение. Это достигается благодаря институциональной организации, т.е. воплощению формального принципа в институциональных формах. Если в так организованную сферу прававключено государство, оно приобретает характер правового. Власть такого государства, направленная на установление и поддержание в интересах Общего Блага некоторых всеобщих “правил игры” и есть публично-правовой порядок.

Итак, первым условием общественной устойчивости можно считать наличие легитимной связки “публично-правовой порядок - правовое государство - сфера права”. Причем каждый из членов связки имеет институциональную организацию с описанным выше идеально-ценностным компонентом.
Отсюда видно второе условие, состоящее в безусловности (культурной вмененности) данных ценностей. Иначе говоря, ценности, присущие в качестве идеального компонента политическим и правовым институтам, должны принадлежать (быть приемлемыми) базовым социокультурным институтам, образующим структуру данного общества.
Какие же выводы позволяет сделать такой подход по отношению к изменениям институциональной структуры в странах Содружества?
В новых конституциях государств СНГ провозглашается их причастность к либерально-демократическому идеалу общества. При этом в процессе становления рыночных отношений с неизбежностью возникают новые экономические институты, деятельность которых кардинально преобразует не только хозяйственные отношения, но и многие укорененные в культуре привычки людей, изменяет их "структуры повседневности". При этом появляется целый ряд сфер, где непривычные еще институты затрагивают интересы государства. Наиболее ярко эти процессы видны в банковской сфере и при вкладывании населением денег в финансовые структуры, что достаточно часто приводит к конфликтам. Примером служат и МММ и “дело Смагулова”. В этом случае от действий государства зависит не только устойчивость рынка, но и то, продолжит ли он вообще существование или обрушится целиком в силу возникновения ситуации "войны всех против всех".
С точки зрения отстаиваемого нами здесь “либерального институционализма” эта проблема имеет два исторически опробованных решения: коммунальный (кланово-групповой, "мафиозный") и институционально-правовой. При этом переход к открытому демократическому обществу и рыночным отношениям требует именно второго варианта, то есть правового, тогда как первый вариант означает “откат назад”.
Обеспечение прав начинается с их оформления. В первую очередь - законодательного, конституционного. При этом, учитывая наше общее тоталитарное прошлое, государственно-бюрократическое (коммунально-групповое по сути) "властьпредержание" должно смениться здравым и ограниченным законом государственным регулированием. Именно здесь - как часть общего проекта достижения институционально-правового состояния - возникает проблема построения правового государства как власти, институционально ограниченной правом.
Институциональные принципы правового государства
Первым - с точки зрения описанной выше идеи государственного регулирования, ограниченного законом, - является принцип "подзаконности власти", подразумевающий, что закон, принимаемый властью, является обязательным и для нее самой, а не только для подвластных, как в полицейском государстве.
Второе: в целях противостояния произволу власти должны быть созданы реальные возможности защиты прав и свобод человека, и, прежде всего, через суд. При этом суд из способа преследования или неравноправной тяжбы становится средством защиты права, местом, где на основе состязательного процесса вершится правосудие.
Третье: необходимо установление конституционного порядка, подразумевающего разделение властей и регламентирование законодательной (и вообще нормотворческой) деятельности, имеющее прямое действие на все ветви власти. С этой точки зрения проблему построения

правового государства можно трактовать как проблему превращения публично-правового порядка в конституционный.
Так (или примерно так) представители либерально-правовой мысли видели принципы (они же - условия существования) правового государства уже к началу XX века.
Но если говорить о реальных, а не декларативных конституционных гарантиях, то к трем вышеперечисленным принципам (условиям существования) правового государства необходимо добавить еще один: достаточная развитость политических институтов и других общественных структур как в плане материальных опор, так и в плане гражданского, правового, исторического самоосознания.
Для того, чтобы конституционная власть была реальна, поскольку она в конечном счете связана с волеизъявлением народа, должно иметь место достаточное развитие средств массовой информации и должен обеспечиваться такой образовательный уровень населения, чтобы оно могло понимать, что к чему. Это - применительно к первому принципу.
Применительно ко второму принципу: личные гражданские права и свободы можно провозгласить, но нельзя будет ими воспользоваться, если общественные инфраструктуры недостаточно развиты или граждане не знают, как и зачем им свои права и свободы использовать.
Применительно к третьему принципу, а заодно суммируя сделанные дополнения, можно сформулировать четвертый принцип: конституционный порядок должен затрагивать не только сферу государства, но и обеспечивать институционально-правовое оформление публично-правового порядка в целом. В плане гарантий соблюдения прав публично-правовой порядок должен конституционализироваться. В свою очередь, конституционный порядок в плане сферы действия должен охватить всю государственность, включая политические институты и гражданское общество. А в плане оснований получить “глубинно-социологическое” фундирование в характере социокультурных институтов, в частности, институтов власти.
Именно из этого дополнительного, четвертого принципа вытекает необходимость институционального разделения властей, подразумевающего:
1) разделение института власти, субъекта власти и отношения власти;
2) разделение государства, политических институтов и гражданского общества внутри государственности.
Институционализация самой сферы права
Другим моментом, значимым с точки зрения достижения конституционно-правовой стабильности, является появление в обществе собственно правовых институциональных форм, погруженных в общественную коммуникацию, построенную на состязательности интерпретаций. Конституция тогда становится верхушкой айсберга, венчающей эту глубинную состязательность, означающую институционализацию самой сферы права. Подобная состязательность характеризует специфически-правовой подход к разрешению конфликтов. Именно принцип состязательности позволяет институционализировать Идею Права и ее основной принцип - формального равенства, - преодолевая ситуацию “войны всех против всех” и приходя к мирному сосуществованию различных субъектов в общем правовом пространстве. При этом формальное равенство - как принцип - решает проблему “принципиально”, а институты права, основанные на состязательности - конкретно-фактически, но каждый раз заново, применительно к новому случаю.

Примером правовой институциональной формы, восстанавливающей этот глубинный смысл Идеи Права применительно к конкретному казусу, является состязательный процесс судопроизводства. Смысл идеи права как Идеи, стоящей за правовыми институтами, восстанавливается посредством судоговорения - особой коммуникации, в которой происходит борьба и взаимное ограничение интерпретаций одних и тех же свидетельств разными сторонами, каждая из которых создает свою виртуальную реальность (логически возможный мир) и пытается добиться для нее статуса подлинной. Такую же ситуацию мы имеем и в законотворчестве при парламентском говорении: любая сколь угодно полная и непротиворечивая система законодательства (по версии одной из фракций) может быть противоречивой и пробельной по версии ее оппонентов. В качестве аргументов могут выдвигаться судебные прецеденты, интерпретации обычаев, правовые традиции, доктринальные положения, требующие правовой оценки и оформления факты социальных напряжений и т.п. Замыканием системы законодательства служит Конституция, но и ее положения подвергаются интерпретации в общественной коммуникации. В этом плане можно говорить, что за счет состязательности, подразумевающей сосуществование разных возможных миров, происходит размыкание правовой системы и формирование правового пространства.
. Разделение властей: институциональное воплощение ценностной рефлексии общества
Институционализация сфер права и власти как выражение ценностной рефлексии общества
То, что в пространстве судебного разбирательства или парламентских слушаний сосуществуют разные возможные миры, свидетельствует о том, что разделение существует и в большем общественном масштабе. Именно социальные напряжения и конфликты, наличие разных интересов и точек зрения служит поводом к судебному разбирательству (в конкретном случае) или к разработке и обсуждению нового законопроекта (при наличии большого числа случаев, типичного или важного специального случая).
Вернемся еще раз к вопросу об условиях устойчивости разделенногообщества..
Нужна рождающая законы “говорильня” - парламент, в котором самое важное - не то, что он создает законы - законы может создать и диктатор, и монарх, а то, что эти законы возникают в результате долгих прений между представителями различных групп общества. Смысл парламента не в создании законов, а в “говорении” вокруг законодательств. Такое (ценностно нагруженное - А.М.) говорение может и должно быть известно обществу. Но чтобы такое говорение обеспечить, необходимы правила, которые охраняют права на “говорение”, иными словами - парламентские процедуры. Именно эти процедуры и создают парламент как социальный институт - при их отсутствии он превращается просто в толпу, дирижируемую либо “руководством”, определяющим, кто и когда может выступить, либо демагогами, возбуждающими эмоции и заглушающими голос разума. Процедура - это логика, вынесенная вовне, она создает для проявления разума социальный институт как своего рода “искусственный интеллект” (выделено нами - А.М.). (там же,с. 6-7].[1].

[1] Следует отчетливо понимать, что обсуждаемые представления о власти по отношению к существующему состоянию государств Содружества имеет значение не описания этого состояния, а идеального типа. Более того, идеал либерального правового государства, через который проявлена и идея институционального разделения властей, в условиях СНГ имеет существенные ограничения для своего воплощения в реальность.
Наибольшей опасностью для утверждения институционального характера власти в странах СНГ являются традиционное небрежение к внешней форме, неисполнение законов; эти причины имеют глубокие исторические корни. Во всяком случае, появление высокой степени профессионализации выполнения общественных функций, независимости (в экономическом смысле) населения от государства, политических партий и других условий, обеспечивающих подлинную демократию, при которой только и возможна институциональная организация власти, для государств Содружества в ближайшем будущем проблематично.

Институционализация сферы права и разделение властей
Выше мы сформулировали методологический подход к рассмотрению разделения властей. Но прежде необходимо обсудить исторический и философско-правовой контекст темы, связанный с ответом на вопрос об обществе и типе государства, в котором возникает разделение властей. Это требуется для корректного определения границ данного понятия. Ведь не во всяком обществе и не во всяком типе государства возникает разделение властей. Какая же ситуация заставляет единую государственную власть разделяться на ветви? Наша гипотеза состоит в том, что с точки зрения сущности власти первым основанием разделения властей является не разделение на три ветви власти, а отмеченное выше разделение трех компонент самой власти: института власти, субъекта власти и отношения власти. В публично-правовом порядке, в который вписывается власть, это, в свою очередь, связано еще с одним разделением: государства, политических институтов и гражданского общества внутри государственности. А тот всем сейчас известный принцип разделения властей, который сложился в европейской культуре после Локка, и Монтескье- это конституционный механизм институционального опосредования для реализации сущностного принципа: не допустить, с одной стороны, обратной "склейки" института, субъекта и отношения власти, а, с другой стороны, огосударствления гражданского общества и политических институтов. Поскольку такая "склейка" прямо ведет к насилию и произволу.”) и превращения граждан в подданных
Конституционная власть: ядро механизма разделения и взаимодействия институциональных компонент власти
Конституционная власть в контексте разделения властей
При буквальном понимании "разделения властей" обыденное сознание видит его как три ветки дерева, хотя это совершенно неправильно. Хотя бы уже потому, что конституционная и судебная власти относительно самостоятельны.
Конституционная власть выполняет ту же функцию, которую выполняла церковь, когда не была отделена от государства. Конституционная власть апеллирует к идее права, духу Конституции. Духовная власть по отношению к власти светской апеллирует к идее Бога, соборности. Деятельность конституционной власти нельзя сравнить с применением формального права, где обращение идет в основном к букве закона. Формальное право при применении опирается на текст закона, через него восстанавливая соответствующую конструкцию, презумпцию, процедуру. А конституционная власть является духовной властью, в том смысле, что у нее есть право непосредственной апелляции к духу Конституции, толкования ее буквы. Применение конституционной нормы подразумевает задействование института конституционной власти в целом - включая апелляцию и к идее (“духу”) права, и к правосознанию толкователей нормы, и к соответствующему символизму. Здесь, по сути, ситуация применения права совпадает с ситуацией его создания.
Присутствие в обществе такой деятельной силы является одним из первых показателей наличия государственности, опирающейся на правовые институты. Конституционная власть выполняет функцию выражения воли общественных сил, которые в случае возникновения какого-либо напряжения будут стараться использовать ее в качестве институционального канала для достижения своих интересов, что подразумевает оформление этих интересов в рамках права. В противном случае при возникновении общественного возмущения действиями властвующих субъектов воля народа стала бы искать иной - неинституциональный и неправовой

канал, - чтобы проявиться. Выявление институциональных характеристик конституционной власти может быть проведено при сопоставлении с законодательной и судебной властью, имея при этом в виду также воздействие на власть исполнительную. Но, например, в соответствии с Конституцией Республики Казахстан 1995 года, функции официального толкования норм Конституции и некоторые иные действия, относимые по сути к осуществлению конституционного надзора, возложены на Конституционный Совет (раздел VI). Поэтому применительно к Казахстану мы можем говорить о выделении конституционной власти как самостоятельной структуры государственной власти, в том же смысле, в котором мы можем говорить и о президентской власти.
Таким образом, сама Конституция указывает на важность и безусловность подчинения всех субъектов ее установлениям, учреждает специальный государственный орган и определяет основы конституционного регулирования. Другими словами, нормативно заложены основы формирования и действия конституционной власти, которая становится важным условием и средством утверждения права в стране.
Конституционная власть, правовая реформа и публично-правовой порядок в СНГ
Конституции государств Содружества как проявление принципов права появились в неправовых обществах. Для большинства граждан этих государств традиционно неверие и даже неприятие обезличенных (формальных) правовых институтов типа конституции, парламента, состязательного суда.
На фоне западноевропейского происхождения права (в классическом смысле этого слова) российские (речь идет о Российской империи, куда входили нынешние государства Содружества) этико-нравственные формы и традиции обладают целым рядом особенностей, не позволяющих нам быстро и просто войти в современный контекст этико-правовой культуры. Эти трудности выражались характерным категориальным строем общественного сознания и закреплялись устойчивой преемственностью негибких, неправовых и недемократических, антиинституциональных и волюнтаристских властных форм и политики.
Из вышеизложенного следует, что подлинная правовая реформа в постсоциалистическом обществе должна иметь характер институциональных преобразований, (ре)институционализации. Антиправовые и антиинституциональные тенденции в странах СНГ живучи. Их поддерживают сознательно представители консервативного направления, убежденные в силе чисто управленческого воздействия на общественные процессы. Их поддерживают и инерция общественного сознания и практики.
Конституционная власть противостоит антиправовым и антиинституциональным тенденциям, ее утверждение стабилизирует процесс становления в странах Содружества демократических обществ и правовых государств, процесс прорыва из царства правовой темноты к ценностям правовой культуры, к институционализации публично-правового порядка.
Для государств Содружества совсем не безусловны устремления обустройства жизни в соответствии с принципами признания и гарантирования прав человека и гражданина, которые лежат в основе либерально-демократической мысли.
Право - феномен европейского рационализма, европейского типа культуры, ставящей в качестве безусловной ценности Человека, его Свободы. Основная угроза осуществлению свобод в странах Содружества исходит от государства. Право есть ограничение на власть государства, в то же время признающее, что оно необходимо для гарантирования прав и свобод человека и гражданина, создания условий для его безопасной, стабильной, обеспеченной активности и

жизнедеятельности. Признание государством подчиненности праву есть условие появления его нового качества - правового государства.
Конституции государств Содружества со всей очевидностью в своих положениях утверждает приоритет ценностей прав и свобод человека и гражданина, другими словами, их содержание ориентировано на воплощение правовых принципов.
Конституции (которые связывают президентскую власть обязательствами, очевидными для общества), являются чрезвычайно важным элементом правовой реформы.
Конституция и конституционная власть как институты права не могут существовать в условиях отсутствия других правовых институтов. Но вполне вероятно, что через Конституцию продолжится процесс институционального строительства, становления других правовых, политических и общественных институтов.
Таким образом, Конституция и конституционная власть содержат в себе механизм, позволяющий утверждать в жизни принципы и нормы права, правового государства и в современных обстоятельствах выступают пока чуть ли не единственным реальным правовым средством переустройства общества.