В целом работа выглядит очень прилично и основательно.
В книге показана актуальность проблемы толкования норм закона и Конституции, выделен ряд практических ситуаций типологического характера, в которых толкование необходимо, и эта необходимость теоретически обоснована (в частности, в логике категорий «абстрактное – конкретное» ).
Автор дает достаточно фундаментальную (хотя и не без пробелов, о чем ниже) картину развития теории и практики толкования закона в истории правовой мысли (глава первая). Весьма значим и интересен акцентируемый момент: в истории правовой мысли довольно часто (Древний Восток, в частности, Древняя Индия, английская и американская юриспруденция, школа свободного права в континентальной Европе) толкование права носило правоустанавливающий характер, т.е. обнаруживается конкретизация норм права на уровне правообразования (параграфы первый и второй первой главы).
Справедливо подчеркивается непреходящее значение исследований толкования права в советской юриспруденции – в частности, по вопросам соотношения понятий «толкование права» и «конкретизация», «аналогия права», а также влияния на интерпретационный процесс правосознания, морали и политики (параграф третий первой главы).
Интересны предлагаемые автором определение понятия «толкование» и подходы к классификации субъектов толкования – в частности, принятие в качестве основного различения субъектов неофициального и официального толкования (глава вторая), а для последних – выделение двух оснований классификации: через принцип разделения властей и через иерархию нормативных правовых актов. Вполне оправдано авторское расширение подхода к доктринальному толкованию правовых норм – как по объему действия и юридической силе, так и по субъектам. Весьма поучительны приводимые примеры того, как при определенных условиях результаты научного толкования правовых норм могут быть обязательными для всех субъектов правоприменения .
Убедительно показывается связь проблем толкования норм права с вопросами законности и то, как нерешенность и нормативная неурегулированность некоторых проблем толкования порождает невозможность дать объективную оценку законности некоторых нормативных правовых актов (в частности, постановлений правительства и распоряжений Премьер-министра, а также правовых актов Президента в случае делегированного законодательства). Показан также субъективный характер интерпретационного процесса в сфере права, влияние на него правосознания, морали, политики, философско-мировоззренческих, общетеоретических и правовых представлений субъектов праворазъяснительной деятельности .
В книге рассмотрены особенности толкования норм права в современных правовых системах, подчеркивая, в частности, взаимопроникновение подходов, сформированных в романо-германской и англо-саксонской правовых системах. В частности, постановления по конкретным делам и определения высших судов различных стран, в мотивировочной части которых дается толкование норм законодательства, рассматриваются как своеобразные прецеденты толкования правовых норм (глава третья). Континентальная правовая система постепенно заимствует англо-американскую судебную практику толкования норм законодательства, нередко ставящую судью на уровень законодателя. В свою очередь, судебная практика англо-американской правовой системы черпала теоретические основы свободного толкования из научной доктрины континентальной системы.
Процесс взаимодействия, взаимопроникновения, взаимовлияния систем затрагивает и семью религиозно-традиционного права, что показывается на примере использования практики толкования закона в странах мусульманского права для обоснования светских законов с позиций ислама. Интересен также авторский анализ социальных функций судебного толкования закона в Индии. Любопытно, что современную национальную правовую систему Казахстана диссертант относит к романо-германской правовой системе «с определенной условностью», что обосновывается – со ссылкой на труды академика С.З. Зиманова - сохранившимися до новейшего времени «доминирующей регулятивной позицией и импульсом саморазвития Казахского права».
При анализе норм и принципов судебного толкования закона в английском общем праве (заимствованных и странами, находящимися под влиянием этой правовой системы) исследователь выделяет три группы правил. Особенно интересен методологический урок, который дает правило «исправления зла», суть которого в выборе такой интерпретации статута, которая устраняет ошибки при использовании прецедентов (в системе общего права в этом и заключается основная цель принятия нового закона). Во-первых, следует установить, каким было общее право до издания данного статута; во-вторых, определить, в чем заключалось зло и недостаток, которые не были предусмотрены общим правом; в третьих, какое средство нашел и предписал парламент для исправления этого положения; в-четвертых, каков действительный смысл данного средства. Выражаясь методологическим языком, для уяснения смысла, заложенного законодателем в статут, правило предписывает восстановить контекст принятия этого статута, причем сделать это методом исторической реконструкции: воссоздать проблемную ситуацию «разрыва», в которой не срабатывал прежний статут, и уяснить смысл нового статута как средства, преодолевающего данный разрыв.
Четвертая глава работы посвящена практике толкования норм конституции и закона в посттоталитарных государствах СНГ. Сосредоточив основное внимание на практике толкования норм конституции, автор показывает, что для стран СНГ это новый вид правовой деятельности. Учитывая тот факт, что далеко не во всех странах СНГ органы конституционного контроля наделены компетенцией по официальному нормативному толкованию конституции, диссертант сопоставляет подобный опыт на Украине, в Республике Узбекистан и в Российской Федерации. На материале ряда дел, рассмотренных Конституционным советом Республики Казахстан, он дает критический анализ опыта толкования Конституции в Казахстане. По его мнению, Конституционный совет недостаточно учитывал тот момент, что особенностью органов конституционного контроля является то, что они должны не только применять Конституцию и право, а «найти» право, соблюдая «главное правило»: «разъяснение завершается при установлении ясного результата».
В монографии содержится разбор суждений и высказываний казахстанских ученых и практиков-мыслителей относительно проблем толкования закона и норм Конституции РК. При этом автор центрируется на актуальной проблеме отсутствия законодательного регулирования относительно субъекта официального толкования закона, обосновывая и собственную позицию по этому вопросу. Она состоит в том, что Парламент безусловно должен обладать правом официального аутентического толкования принятых им законов. Однако для этого должна быть выработана надлежащая процедура, учитывающая бикамеральность Парламента и необходимость обеспечить возможность Президенту высказать свою точку зрения. Лучшее решение – принимать акты толкования в форме закона – и, стало быть, по установленной для принятия законов процедуре.
Пятая глава посвящена процедуре толкования Конституции в странах СНГ в переходный период. Обосновывая значение процессуальных форм, или процедур, как древнейшего социального регулятора, автор устанавливает общие для законодательства всех стран СНГ 4 стадии конституционного судопроизводства. Далее подробно анализируется процедура толкования Конституции в Республике Казахстан с учетом того, что орган конституционного контроля в РК – Конституционный совет - не является судебным органом. По мнению автора, «в перспективе лучше и практичнее было бы передать эту задачу судебному органу – Конституционному Суду или Верховному Суду Республики».
Соглашаясь в целом с положениями, выдвинутыми в книге, необходимо отметить и ряд недостатков содержательного характера.
1. Давая определение понятия «толкование права», автор подчеркивает, что мыслительный процесс при такой деятельности обычно предполагает наличие элементов нового понимания норм закона, которое часто граничит с правообразованием. Для более конкретного случая толкования норм Конституции он указывает, что особенностью органов конституционного контроля является то, что они должны не только применять Конституцию и право, а «найти» право». Это приводит к необходимости обогащения содержания правовой нормы субъектом ее интерпретации. Однако для общего определения толкования права, ни для частного случая толкования норм Конституции автор ничего не говорит о границах такого обогащения содержания интерпретируемой нормы, определяющих дистанцию между толкованием и нормотворчеством. Такая граница должна быть – во всяком случае в континентальной правовой системе – несмотря на взаимопроникновение ее с англосаксонской, где судья ставится на роль законодателя. Иначе, не вполне понятно для чего предпринято такое исследование и потрачено столько сил на анализ источников. По сути, это и есть вопрос темы, ответ на который оставлен, очевидно, другим ученым.
2. Автор полагает, что толкование закона… есть мыслительный процесс, выраженный в суждениях о содержании нормы права, которые обладают логической значимостью (истина-ложь). Подобную логическую значимость, действительно, могут иметь суждения о выведении одних норм из других – когда, например, более конкретные, интерпретационные нормы логически следуют из других более общих норм права. Само же содержание норм не может быть ни истинным, ни ложным, т.к. нормы касаются не того, что есть, а того, что должно быть. Надо признать, что автор и сам подчеркивает частичное несовпадение юридических норм объективной реальности и относительную независимость от нее. И в то же время он упорно твердит о «критериях истинности результатов интерпретации».
3. При анализе процессуальных аспектов толкования Конституции автор опирается на сомнительную теорию, согласно которой материально-процедурные нормы в виде отдельных процедурных связок обычно закреплены за соответствующими материальными нормами, полагая, что процедурные нормы лишь обеспечивают реализацию регулятивных норм материального права, последние нормы являются основными, осуществлению которых процедура служит – т.е. процессуальное право является вспомогательным, служебным по отношению к материальному. Однако более правомерным представляется другой взгляд на их соотношение: процессуальное право как более абстрактное и формальное не зависит от конкретного содержания материального права, – а лишь от его отрасли (уголовное, гражданское, конституционное и т.п.). А поэтому нормы процессуального права более устойчивы, долгоживущи, чем материальные. Служебную функцию выполняет не процессуальное право, а процессуальная техника, конкретизирующая и детализирующая процедуры того или иного типа процесса под конкретную ситуацию применения материального права (например, есть процессуальные особенности рассмотрения дел об убийстве в суде присяжных). К сожалению, неприятие и непонимание значение норм процессуального права является общим местом в казахстанской юридической науке. Этот феномен имеет несколько причин для своего объяснения. Прежде всего, неприятие формы отношений, в том числе и правовой, является заметной чертой отечественного менталитета, следование процедурам, обеспечивающих действие процессуальных норм большинству, в том числе и юристам, представляется чем-то вроде обузы, никчемной ритуальностью, не имеющей никакого практического смысла. Можно лишь констатировать, что развитие процессуального права в Казахстане связано отсутствием достойных его апологетов.
4. Автор, к сожалению, не приводит продуманных аргументов в пользу своего мнения о необходимости передать задачу толкования Конституции в Республике Казахстан судебному органу. Хотя такая позиция высказывается в литературе не так уж и редко, но, очевидно, пока нет решающих доказательств с точки зрения научно-теоретических представлений о неизбежности или необходимости изменения положения дел в данном вопросе.
5. Панорама развития теории и практики толкования закона в истории правовой мысли, достаточно стройно представленная в первом разделе вплоть до конца XIX века, далее оказывается ограничена исключительно работами американских и советских ученых. Автор не отметил даже бурного развития в XX веке герменевтики – философской теории понимания и интерпретации – это при том, что он всячески подчеркивает влияние на интерпретационный процесс философско-мировоззренческих и общетеоретических представлений. При всем неприятии автором идей герменевтики необходимо хотя бы принимать во внимание, что благодаря им существует историческая школа права. И любой словарь сразу же даст перечень имен мыслителей, использовавших герменевтику и получивших приэтом солидные интеллектуальные результаты.
6. При разборе суждений казахстанских авторов относительно проблем толкования норм Конституции РК автор совершенно обошел вниманием и статьи и приложение к моей книге «Государство в сфере права: институциональный подход. Алматы, 2000. – С.549-560), посвященных правопониманию по Конституции РК 1995 года, где теории толкования Конституции и понятию «конституционной власти» и, кстати, и вопросу о границе между толкованием и нормотворчеством уделено внимание. Будем считать это резервом для дальнейших размышлений автора рецензируемой книги.