Форма работы рукопись

Отзыв о работе Сергазинова Болата Рамазановича на тему: «Государственно-правовые взгляды Мустафы Чокая». Алматы, 2002. - 129 С., представленной в качестве диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Автореферат. Алматы, 2002. - 30С.
2003.03.12.
Представляется, что содержание работы явно не отвечает требованиям, предъявляемым для кандидатских диссертаций.
Структура диссертации непродуманна, не раскрывает темы избранного исследования и при этом автор не сумел до конца выдержать и предлагаемый им же самим проблемно-хронологический подход.
Актуальность темы диссертационного исследования не вызывает сомнения. В то же время нельзя согласиться с автором, когда он утверждает, что до настоящего времени «не были проанализированы … роль и место Мустафы Чокая в организации и деятельности “Туркестанского национального комитета”, “Туркестанского национального совета” и Туркестанского легиона» (С.4 диссертации, с.4 автореферата). Науке и общественности известны работы, где этим вопросам уделено внимание. Например: Шакибаев С. Падение «Большого Туркестана». Алма-Ата, 1972; Белан П.С. Правда о «Гросстуркестане» и «Туркестанском легионе» // История Казахстана: белые пятна. Алма-Ата, 1991. С.295 – 315; Гилязов И. Восточные легионы: Тюрки в составе германского вермахта // Родина. 1999, № 7. С. 57 – 79.
Заметны и значимы результаты исследований Б. Садыковой как специалиста по проблеме «Чокаев и Туркестанский легион», тем более что и сам автор диссертации собственное изложение материалов по указанным вопросам построил используя ее труды. Правда, не указывая этого факта ни в сносках, ни по тексту. Так, из ее же публикации (Садыкова Б. Между звездой и свастикой // Юридическая газета. Алматы 1999. 14 июля ), без указания на источник, заимствовано имеющееся в диссертации «Приложение С» (С.125-128). Автор диссертации «забыл» указать и то, что оригинал доклада Каюм-хана Г.Гимлеру написан на немецком языке, перевод этого текста – заслуга З.М.Рымжанова, за что Садыкова Б. сказала переводчику отдельное спасибо.
Сопоставим текст диссертации и работы Б.Садыковой и подчеркнем места, которые текстуально совпадают:

Диссертация Сергазинова Б.Р. с.4:

Садыкова Б.И. Мустафа Чокай как лидер национально-освободительно

го движения // Вестник КазНУ . Серия историческая. 2001. № 4 (23). С.62:

«Эволюция политической деятельности М.Чокая проходила под влиянием бурной политической жизни в России: первая мировая война, Февральская революция, Октябрьский переворот, его работа в мусульманской фракции в IV Государственной Думе России. Динамике политического роста М.Чокая, укреплению политико-правовых убеждений способствовали его профессионализм журналиста, юриста, публициста и страстного националиста. Это непрерывный анализ политической и экономической ситуации в России и Туркестане, взвешенная критика национальной политики большевиков, умение делать точные прогнозы в отношении большевистской России в контексте всей мировой политики. Мустафа Чокай был против национально-территориального размежевания на Центральноазиатском пространстве. … Ему был свойственен демократический подход к принятию решений. Возглавляемая им Кокандская автономия стала первым опытом восстановления утраченной Туркестанской государственности демократическим, ненасильственным путем».
«Эволюция его политической деятельности проходила под влиянием бурной политической жизни в России начала века: Первая мировая война, падение царизма и Февральская революция, октябрьский переворот. На становлении Мустафы Чокая не могла не сказаться его работа в мусульманской фракции в IV-ой Государственной Думе России, … Динамике политического роста Чокая, укреплению политических убеждений способствовали его профессионализм журналиста, юриста, публициста и страстного националиста. Это непрерывный анализ политической и экономической ситуации в России и Туркестане, взвешенная и одновременно жесткая критика национальной политики большевиков, умение делать точные прогнозы в отношении большевистской России в контексте всей мировой политики. …
Как политическому лидеру, Чокаю был свойственен демократический подход к принятию решений.Возглавляемая им Кокандская автономия стала первым опытом восстановления утраченной Туркестанской государственности демократическим, ненасильственным путем».

Из приведенного примера видно, что имеет место заимствование. Но это не единственное место в работе соискателя, где исследования других ученых выдаются за свои собственные:

Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 107:

Мендикулова Г.М. Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие. Алматы, 1997. С.91:

Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 91 –92:

Мендикулова Г.М. Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие. Алматы, 1997. С. 90:


Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 95:

Мендикулова Г.М. Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие. Алматы, 1997. С. 91:


Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 23:

М.Кул-Мухаммед Программа «Алаш»: фальсификация и действительность (на казахском и русском языках). Алматы. 2000. С. 146:


Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 24

Текст закавычен (но ссылка на Броделя!):

Иткулова А. Барлыбек Сыртанов – человек, живший для народа // Юридическая газета. 1999. 17 февраля:


Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 88-89:

Садыкова Б.И. Мустафа Чокай как лидер национально-освободительно

го движения // Вестник КазНУ . Серия историческая. 2001. № 4 (23). С.63 – 64:


Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 89-90:

Садыкова Б.И. Восточная политика третьего рейха и Туркестанский национальный комитет // Вестник КазНУ . Серия историческая. 2001. № 4 (23). С. 75:



Диссертация Сергазинова Б.Р. с. 90. Делает сноски, но текст не кавычит:

Садыкова Б.И. Восточная политика третьего рейха и Туркестанский национальный комитет // Вестник КазНУ . Серия историческая. 2001. № 4 (23). С. 75 –76:


Сергазинов Б.Р. плохо представляет себе масштабность фигуры Мустафы Чокаева, не осведомлен о вкладе предшественников в изучение исследуемой им проблемы, а значит не знает как именно складывалась и развивалась история изучения темы его исследования. Такой вывод позволяет сделать уже авторский подход к периодизации изучения исследуемой им проблемы.
Диссертанту «представляется рациональным выделить четыре этапа» в историографии проблемы. Это:
1905 – 1907 гг.;
1941 — середина 1960-х гг.; (сталинское время и десталинизация еще никем не объединялись как нечто единое; впрочем, автор бездоказательно заявляет, что влияние на общество XX съезда партии в советской историографии сильно преувеличено (С.7))
середина 1960-х гг. — «до середины – конца» 1980-х гг. (это как(?!) Пришел ли Горбачев или ушел; начались ли изменения в нашем обществе или стали необратимыми – это для автора значения не имеет);
Однако в чем состоит этот рационализм, Сергазинов Б.Р. не поясняет, критерии выбора хронологических рамок автором никак не обоснованы. Он оговаривает лишь, что основанием для выделения первого этапа явилось то, что в него входят работы, написанные при жизни самого Чокаева. (В таком случае автор был обязан выделить второй и последний этап в историографии проблемы — посмертные публикации, в этом была бы хоть какая-то логика).
Тем не менее, отсутствие критериев выделения этапов в изучении темы не помешало автору заявить, что предложенная периодизация не отличается (хотя на самом деле еще как отличается!) от общепринятой периодизации отечественной истории XX века (с.5).
Редакция текста практически отсутствует. Встречаются фрагменты никак не стыкующиеся друг с другом. С.35:«Знакомство с Заки Валидовым будет долгим и плодотворным, несмотря на обозначившиеся в будущем противоречия в решении национального вопроса и различия в принципах государственно-правового устройства тюркских и исламских народов через восемь лет он окончил гимназию на "отлично"»?! Как это можно понять? Начало фразы про одно – завершение про другое. Такие примеры можно множить, они показывают, что сам диссертант свою работу не вычитывал. Все это осложняет понимание текста. Зачастую практически невозможно догадаться о том, что именно хотел сказать автор. Да и обязано ли научное сообщество догадываться о том, что именно хочет заявить ищущий ученую степень кандидата наук?
Пытаясь дать характеристику первого периода изучения проблемы – «Государственно-правовые взгляды Мустафы Чокая», автор, вместо анализа работ отражающих интересующую его проблему, просто перечисляет опубликованные в это время труды. Такой метод, очевидно, уместен, если предшествует аннотированию библиографии. Но этого в работе нет. Но при этом, автор делит известные ему работы на два направления: «Первое — официальное, для него присуща опора на марксистскую идеологию и строго соблюдаемый “классовый подход” … и другое течение в раскрытии данного круга проблем» – эмигрантское (с.5 -6). При этом автор относит произведение Г.Сафарова «Колониальная революция. Опыт Туркестана» (Госиздат, 1921) к официальному направлению в историографии. Но в литературе имеются иные данные о судьбе труда Г.Сафарова: предисловии к переизданию книги Сафарова Г. в 1996 г. издательством «Жалын» М.Ж.Хасанаев писал: «Примечательно, что одной из первых запрещенных книг, изданных в советское время, является талантливый труд большевистского деятеля Г.Сафарова “ Колониальная революция. (Опыт Туркестана)”, изданный Госиздатом в 1921 году» [Хасанаев М.Ж. Что принесла Советская власть Туркестану // Сафаров Г. Колониальная революция. (Опыт Туркестана); Бочагов А. Алаш-Орда. Алматы, 1996. С.3. (под одной обложкой изданы две книги)], а в советское время эту работу часто критиковали, а сам Сафаров Г. был объявлен троцкистом (История КПСС. М., 1970, 519).
Но главное - сам Мустафа Чокаев произведение Г.Сафарова «Колониальная революция. Опыт Туркестана» (Госиздат, 1921) к официальному направлению в историографии не относит. Если бы диссертант изучал источники, то тогда бы, смог обратить внимание, что в книге «Туркестан под властью Советов» Мустафа Чокаев писал: «Книга большевика Георгия Сафарова – «КОЛОНИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ОПЫТ ТУРКЕСТАНА», написанная в 1921 г., на основании материалов, собранных на месте особой комиссией ЦК РКП по делам Туркестана и личных наблюдений самого автора и имеющая штемпель Государственного Изд-ва, уже давно объявлена контрреволюционной клеветой» (Чокаев М. «Туркестан под властью Советов». Алма-Ата, 1993. С.11).
Автор не сумел дать анализ главных тенденций, характера, особенностей процесса исследования проблемы, степени ее изученности на различных этапах, формирования различных (если таковые имелись) концептуальных решений проблемы, определения места и роли наиболее значительных историографических фактов, выявления тех аспектов проблемы, на которые необходимо обратить внимание исследователей, более того, он не проанализировал имеющуюся литературу по теме его исследования. Диссертант ограничился общими фразами («это позволило представителям общественных наук, юристам и историкам очертить новую сферу актуальных и злободневных вопросов при исследовании проблем деятельности и динамики теоретических положений в области юриспруденции отдельных представителей казахской интеллигенции, в том числе и М.Чокая»( с.9)) и выделить не мысли или идеи, а монографии и авторов! Причем среди авторов практически не представлены те, кто действительно писал о Чокаеве, Кокандской автономии, Туркестанском легионе: Хасанов М. Из истории Кокандской автономии // Звезда Востока 1990.Ташкент. №7;. Гилязов И. Восточные легионы: тюрки в составе германского вермахта // Родина. М. 1999. № 7; Садыкова Б. История Туркестанского легиона в документах. Алматы, 2002 и другие.
«Историко-публицистические работы Чокаева в СССР подвергались политизированной и идеологической критике. Для западной историографии они, напротив, были одним из основных ее источников», – отмечает Исхаков С.М (Мустафа Чокаев. Революция в Туркестане. Февральская эпоха // Вопросы истории.2001.№ 2.С.5).
Действительно – хотя бы беглый обзор зарубежной историографии в диссертации подобного рода просто необходимость: Чокаев полжизни провел заграницей! Но такого раздела в работе нет. Это крайне странно, тем более, что автор приводит в библиографии некоторые зарубежные публикации, выбранные им непонятно по каким признакам; причем публикации только на английском языке.
Автор широко использует в своем произведении термины «пантюркизм» (с. 3, 5, 11, 11, 17, 34, 34, 44, 44, 44, 45, 46, 46, 46, 46, 56, 56, 56,71, 82, 87, 88,), «панисламизм» (с. 11, 34, 34, 44, 45, 45, 45, 45, 45, 45, 56, 82) и «пантуранизм» (87), но определения этим терминам и, прежде всего, в понимании Чокаева, не дает (хотя обязан был дать). Очевидно, что, используя эти термины, автор не открывает Америки, и надо было бы отразить этот важнейший для диссертации теоретический момент в историографии проблемы. Тем более, что такие работы есть: См., например: Гилязов И. Пантюркизм, пантуранизм и Германия // Этнографическое обозрение.1996.М. № 2. С.92; Кул-Мухаммед М. Программа «Алаш»: фальсификация и действительность (на казахском и русском языках). Алматы. 2000. С. 125 и др.

Диссертант проигнорировал и другие работы, тесно связанные с его темой и которые можно было бы обнаружить, используя богатые возможности Интернета См., например: Гордиенко А.А. Образование Туркестанской АССР. М., 1968; Аманжолова Д.А. Казахский автономизм и Россия. М.,1994; Ее же. Этносы и вопрос о государственном устройстве России в годы гражданской войны // История. М. 2000. № 41. (Интернет. Сайт. http: // his.1september.ru/2000/no41.htm.). Потсковые системы Апорт и Рамблер содержат указание на большое количество сайтов по М.Чокаю. К сожалению, этот пласт автором никак не использован.
И еще о вкладе отдельных исследователей. Так, на с. 107, т.е. практически в конце диссертации, Б.Р.Сергазинов назвал А. С. Такенова одним из главных исследователей жизнедеятельности Чокаева. Резонный вопрос возникает: а где же в таком случае анализ трудов ученого?
Автор ничего не сумел сказать о том, как складывалась история изучения проблемы «Государственно-правовые взгляды Чокаева» и, прежде всего потому, что Р.Б.Сергазинов не смог определить что такое теоретические взгляды и что такое политическая деятельность. Для автора это одно и тоже. Однако работа написана не по специальности «Отечественная история», и не требует описания деяний Чокаева на фоне исторического прошлого Туркестана, а претендует на качество историко-правового исследования.
Так же слабо в диссертации представлена и характеристика источниковой базы исследования. Характеристика источников как таковая отсутствует по факту. Действительно, не считать же характеристикой источниковой базы перечисление названий архивохранилищ и архивных фондов! И уж совсем странно выглядит заявление, что материалы Архива Президента (бывший партийный архив Института истории партии при ЦК Компартии Казахстана – филиала Института Марксизма-Ленинизма при ЦК КПСС) отражают реальную картину дел того времени (с.12).
Хотя автор и рассуждает наукообразными фразами о необходимости критического отношения к источникам, сам он этому золотому правилу не следует.
Диссертант даже не упомянул (какое уж тут критическое прочтение!) ни о книге «Программы политических партий России. Конец XIX – начало XX в.» (М., 1995), ни о газете «Казах» (материалы которой главной редакцией «Казахской энциклопедии» опубликованы отдельным изданием в 1998 году. Автор не использовал ни одну из статей М.Чокаева опубликованную в этой газете – центральном органе партии Алаш); ни о книге М.Кул-Мухаммеда (Кул-Мухаммед М. Программа «Алаш»: фальсификация и действительность (на казахском и русском языках). Алматы. 2000).
Так, на с.29 диссертации автор пытается анализировать параграф 5 программы партии Алаш. Однако цитирует документ почему-то по книге К.А.Жиренчина, но на указанной странице этот материал отсутствует! При этом, судя по цитируемому фрагменту (и другим фрагментам этого документа), он представляет собой извлечение из перевода программы партии Алаш, опубликованном в 1929 г. в Кзыл-Орде в сборнике документов «Алаш-Орда» (составитель Н.Мартыненко).
Для исследователей же изучающих Алаш по этому источнику, пишет Козыбаев И.М., проблема заключается в том, что «работа полна искажений принципиального характера, перевод официальных документов Алаш заведомо извращен и носит политический характер» (Козыбаев И.М. Историография Казахстана: уроки истории. Алма-Ата, 1990. С.53).
С таким выводом солидарен и вновь проведший текстологическое изучение перевода Кул-Мухаммед М.: «Перевод был не просто неудачным., а специально сфальсифицированным» (Кул-Мухаммед М. Программные идеи партии "Алаш" и Ж.Акпаев // Саясат. Алматы 1996. № 4. С.71).
Стало быть – фальсификации исторической действительности. Такое автор знать обязан. Нельзя судить о взглядах по фальсифицированному источнику.
Кстати, на эти огрехи и на фактические ошибки и исторические несуразности указано и в отзывах на автореферат и в выступлениях официальных оппонентов. Здесь я не буду их повторять, а отмечу то, чего нет в материалах дела диссертанта:
С. 6. сноска 4. автор характеризует официальное направление советской историографии первого (по его периодизации) периода. В сноске первым (!) указан Ч.Ч.Валиханов, очевидно, по мнению автора являвшегося большевиком с большим дореволюционным стажем.
На с.19 - 22 насыщенных фактическим материалом нет ни одной сноски. Неужели именно этот материал является собственной авторской разработкой и результатом долгих поисков? Факт удивительный, тем более, что именно здесь анализируются тексты законов. А именно этот материал является для юриста главным.
На с. 23 – 26 автор довольно подробно повествует о «Уставе Казахского края», написанного Барлыбеком Сыртановым. Приводит три ссылки: на французского историка Фернана Броделя (?), на фонд 168 ЦГА РК (кстати, об этом фонде, при характеристике архивов, использованных автором, диссертант не упоминает), и, наконец, на статью студентки «Адилета» А.Иткулововой. Какое отношение к Сыртанову имеют две первые сноски – остается только гадать. С. 24. Изложение воззрений Б.Сыртанова (да и вывод приведенный в примечании к с.25) автор строит на основании данных публикации студентки ВШП «Адилет» Айнаш Иткуловой, написанной ею на основе работы проф. Узбекулы С. «Барлыбек Сыртанов», а чтобы замаскировать это, делает промежуточную сноску на исследование Фернана Броделя. (Хотя Ф.Бродель и является основателем одной из французских исторических школ, он о Казахстане ничего не писал !).
С. 26. Говорит о понимании Букейхановым земства, а ссылается на труды Чокаева, Садыковой.
На этой же странице приводит цитату (!), кавычит ее, как это и положено при цитировании, делает сноску. Все правильно. Вот только речь идет о масонстве Букейханова, а сноска на труды Ленина и Сталина ! А чтобы подкрепить слабоватое по нынешним временам свидетельство коммунистических лидеров, подкрепляет его мнением К.А.Жиренчина, но без указания конкретных страниц процитированного текста! Подобный подход для автора является нормой, поэтому нет необходимости множить подобные примеры.
И, конечно же, автор был просто обязан дать источниковедческую характеристику трудам самого МустафыЧокаева, а не выделять мемуары лиц близко знавших Мустафу. Это и есть для диссертанта главные источники!
Привлекает внимание и утверждение об использовании автором генетического метода (с.15 диссертации, с.12 автореферата). Существо этого метода автор видит в том, что без него нереально раскрыть противоречивость процессов в отечественной науке 1920-1940 годов. Может быть, под этим методом автор разумеет известный принцип историзма?
Автор при описании научной новизны претендует на дополнительное освещение малоизвестных сюжетов по истории Туркестанской автономии, Туркестанского национального комитета, государственно-правовых взглядов депутатов Государственной думы — на основе архивных материалов. Этого в диссертации нет. Нет архивных материалов по этим малоизвестным (для автора, очевидно?) сюжетам. (Кстати, в тексте рукописи автор оперирует оборотами «в материалах Архива КНБ Республики Казахстан», но сноски дает почему-то на статьи Б.Садыковой ).
Автор плохо владеет историографией Туркестанской автономии, особенно современными трудами: См.: Мулдахметова Ж. О новых интерпретациях деятельности лидеров национально-освободительного движения М.Чокаева и А.-З.Валидова // Отан тарихы. Алматы. 1999. № 4. С.138.
Кстати, по подсчету Мулдахметовой Ж. проведенном ею только по изданию «Возвращенные имена. Библиографический указатель», Алматы , 1998. Выпуск 2. С. 104-118, 190-192 Мустафе Чокаеву посвящены «сотни публикаций … включая издание мемуаров и его научно-публицистических работ». – Там же. Из последних документов выявленных и подготовленных к печати С.М.Исхаковым обращает на себя внимание работа «Мустафа Чокаев. Революция в Туркестане. Февральская эпоха» // Вопросы истории.2001.№ 2.С.3 – 19.
Сам же С.М.Исхаков называет и несколько современных казахстанских авторов писавших о Чокаеве: Лаумулин М.Т., Бейсембиев Т.К., Панфилов А.В. Этих фамилий в библиографии диссертации также нет.
Автор не может отделить «малоизвестный» сюжет от широко известного сюжета. Тем более, что архивохранилища Казахстана, в которых работал (?) исследователь, не содержат материалов по изучаемому им вопросу. В архивохранилищах же Узбекистана, России, «дальнего» зарубежья (источники лежат там) автор не работал. Практически не изучена и туркестанская периодика тех лет. Где же взят «новый» материал? Четвертый «ключевой аспект» новизны – обобщение, осмысление и конкретное преломление теоретических положений «основ государства и права». Этого в диссертации, в том виде как заявлено автором, также нет.
Первый и второй «ключевые аспекты» также весьма сомнительны с точки зрения их новизны, ибо автор крайне слабо ориентируется в трудах своих предшественников.
С.26 – 27. Рассуждения о масонстве. Но как это связано с М.Чокаевым?
В работе неприлично много, фактологических ошибок. Так, Букейханов Алихан Нурмухамедович никогда не был комиссаром Временного правительства в Западном Казахстане. Он был назначен комиссаром Временного правительства в Тургайской области (Козыбаев М.К, Козыбаев И.М. История Казахстана. Учебник для 10 класса. Алматы, 1997. С. 28).
Государственно-правовые реформы, которые разрабатывал Туркестанский комитет Временного правительства науке пока неизвестны. Автор упоминает об этом открытии, но не описывает его.
С.31 В существовавшем на территории Казахстана административно-территориальном делении была только Уральская область – Уильской области в Казахстане никогда не было! Совершенно фантастична территория Алаш-Орды, которую определил автор. Его ничем не аргументированное мнение противоречит учебнику «История Казахстана» для 10 класса.
Досмухамедовы избрали для своего Уильского оляята политическую модель ханской власти! Где документы? Алаш — за республику, а часть Алаш — за ханство! Студенту-первокурснику в юридическом вузе объясняют разницу между формами государственного устройства.
С.32 Вопреки утверждениям автора, Заки Валидов не стоял на эсеровских позициях. Его политическая позиция была чрезвычайно гибка. И зависела, прежде всего, от его личных амбиций. Это отмечали все, кто знал Валидова. М.Чокаев обращая внимание на случай с Валидовым, который, после полутора лет теснейших контактов с атаманом Оренбургского казачьего войска А. И. Дутовым переметнулся в 1919 г. к большевикам – был характерен для Заки Валидова. "Подобный случай не встретил осуждения ни с чьей почти стороны, и все почти считали его явлением нормальным", – констатировал Чокаев (Интернет. Сайт: http://profi.gateway.kg/ishakov_revolutionhttp://profi.gateway.kg/ishakov_revolution). Вот эту мысль Чокаева автор и не анализирует, а ее то и надо было бы рассмотреть, говоря о его отношении к Валиди.
С. 32. «В России на местах губернаторы заменялись в первые дни Октябрьской революции представителями земств». Но в первые дни Октябрьской революции губернаторов уже не было! Этот институт был ликвидирован Временным правительством. Постановлением правительства от 4 марта 1917 г. губернаторы и вице-губернаторы были временно отстранены, а постановлением от 19 сентября 1917 г. институт губернаторов был упразднен окончательно. (Жиренчин К.А. Политическое развитие Казахстана в XIX – начале XX веков. Алматы, 1996. с. 290 -291)
Функции губернаторов Временное правительство возложило на комиссаров. Юридическим обоснованием возникновения института комиссаров Временного правительства в Казахстане явилось постановление от 4 марта 1917 г. (Там же.С.291).
Бездоказателен вывод автора (с.34) о доминировании идеи консолидации всех тюркских народов в рамках единого политического пространства. С.М.Исхаков, со ссылкой на Чокаева, пишет: «реально было отсутствие единства между казахами, узбеками и другими тюрками Центральноазиатского региона.
После Октября 1917 г., писал Чокаев, казалось бы, следовало ожидать "манифестации" всероссийского мусульманского или тюркского единства. Ничего подобного не произошло. Каждая тюркская окраина действовала отдельно» (Интернет. Сайт: http://profi.gateway.kg/ishakov_revolutionhttp://profi.gateway.kg/ishakov_revolution). Даже факт раздельного провозглашения Алаш-Орды и автономного Туркестана говорит в пользу того, что рассуждения С.М.Исхакова ,в отличие от диссертанта, основаны на источниках, а не на домыслах.
С.37. Вопреки утверждениям диссертанта Чокаев никогда не был членом Госдумы. Он был членом совещательного бюро при мусульманской фракции: Циинчук Р.А. Развитие политической жизни мусульманских народов Российской империи и деятельность мусульманской фракции в Государственной думе России (1906 – 1917 гг.) // Имперский строй в региональном измерении М.,1997. с.187.
С.38. Автор делает утверждения о восстания 1916 г., которые не согласуются с историческими фактами:
1). Причины восстания и повод для него учебник по истории Казахстана для 10 класса описывает совершенно по другому: Козыбаев М.К, Козыбаев И.М. История Казахстана. Учебник для 10 класса. Алматы, 1997. С. 5.
Очевидно автор владеет иной информацией, которую никак не обозначает на страницах свой работы.
2). Какое соглашение может быть заключено между Россией и Казахстаном, если в 1916 г. Казахстана де-юре не существует?
3.) Можно ли ставить знак равенства между воинской службой и тыловыми работами? Воинская служба и тыловые работы это разные вещи.
4). Призывали ли казахов в армию? Историкам-юристам известно, что в царской России статья 1 «Устава о воинской повинности» отмечала, что «защита престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного», но от обязательной службы освобождались узбеки, туркмены, таджики, казахи, киргизы, каракалпаки, азербайджанские тюрки, бурят-монголы, якуты, калмыки, ойроты, горцы Северного Кавказа и некоторые другие народности: Захаров М. Национальное строительство в Красной Армии. М., 1927. С. 9 –10.
С.39 Автор пишет, что тюркизм – не есть географическая дефиниция Но что это такое не поясняет. Есть ли связь «тюркизма» с «пантюркизмом»?
По документам, изложенным исследователями жизни М.Чокаева, он был членом Туркестанского комитета Временного правительства, а не полномочным представителем. Представителем Временного правительства согласно ст.1 Положения о Генеральном комиссаре и главнокомандующем Временного правительства по управлению Туркестанским краем являлся только Генеральный комиссар: Жиренчин К.А. Политическое развитие Казахстана в XIX – начале XX веков. Алматы, 1996. с. 299.
Элиаву (так пишет диссертант) звали Шалва Зурабович : Элиава Шалва Зурабович // Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М, 1983. С.669 -670. Это, кстати, не единственное искажение имен политических деятелей. Сыртанов в диссертации упорно именуется Бырдыбеком (с.23), правильно — Барлыбек: Барлыбек Сыртанов (1866 - 1914) // Казахи. Девятитомный популярный справочник. Т. II. Исторические личности. Алматы, 1998. С.408 -411.
С.39. Автор цитирует Чокаева, по поводу того, что нужен мир и согласие «для построения конфедеративного государства по примеру Швейцарии». А на с.44. автор пишет, что для Чокаева образцом в устройстве Туркестана «выступала Швейцария как классический вариант федеративного государственного строя». Кто ошибается, автор или Чокаев? К тому же, опять из учебников известно, что это – разные формы государственного устройства.
Шкапский Орест Авенирович (а не Авениорович) был членом Туркестанского комитета Временного правительства, комиссаром Временного правительства по Семиреченской области: Панфилов А.В. Шкапский Орест Авенирович // Политические деятели России. 1917 год. М,1993.С. 348. Интернет. Сайт: http://www.hronos.km.ru/biograf/shkapski.html
Туркестанского совета народных комиссаров также никогда не было. Был Совет Народных Комиссаров Туркестанского края: Гордиенко А.А. Образование Туркестанской АССР. М., 1968. с. 310.
Тынышпаев не был комиссаром Временного правительства Семиречья (новое государственное образование?), нет такой должности, да и правительства также. Он был членом Туркестанского комитета Временного правительства, Комиссаром Временного правительства по Семиреченской области: Панфилов А.В. Тынышпаев Мухамеджан // Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Энциклопедия. М., 1996. С. 629 – 630; Козыбаев М.К, Козыбаев И.М. История Казахстана. Учебник для 10 класса. Алматы, 1997. С. 28
С.49 По поводу правительства Туркестанской автономии и его персонального состава, который автор без указания на источник приводит в «Приложении А». Следует обратить внимание, что есть и другие мнения в литературе: «Историки на самом деле не только не изучили деятельность Кокандского правительства, но не знают даже его точный персональный состав»–пишет С.М.Исхаков Интернет. Сайт: http://profi.gateway.kg/ishakov_revolutionhttp://profi.gateway.kg/ishakov_revolution.
С.60. Версальской конференции не было, была Парижская и ее Версальский договор: Интернет. Сайт: www. hronos.km.ru/dokum/versal/1919.html.
С. 63 Теперь автора масонский заговор почему то не устраивает? А как же быть с его мнением о Букейханове на с.26-27?
С.69 Локк, Кант и Монтескье как связаны с повествованием автора?
С.82. Почему фашизм был менее опасен для Туркестана? На чем основано такое утверждение?
Материал явно скомпилирован из работ Б. Садыковой. Но заимствованный материал понят диссертантом очевидно не до конца, поскольку на с.3 автор вопреки историческим данным (Садыкова Б. История Туркестанского легиона в документах. Алматы, 2002) прямо называет Чокаева создателем Туркестанского легиона!
С.105. Земля казахов не могла находиться в составе СССР с 1917 г. Союз образовался только в 1922 г. Все бы ничего, но диссертант ведь юрист и не знать этого просто не может, поскольку, будучи студентом, очевидно, сдавал не только историю, но и историю государства и права Казахстана и даже специальный экзамен перед защитой.

Материалы рукописи показывают, что автор не владеет основами знаний по исследуемой проблеме. Автор слабо знаком с теорией права и государства, историей Казахстана и Узбекистана. Терминологическая и фактологическая путаница в этой работе встречается практически на каждой странице.
Эту рукопись трудно назвать исследованием. И уже совершенно точно, что она не носит самостоятельного характера. Установлено восемь случаев совпадения текстов, написанных другими исследователями до появления работы Б.Р.Сергазинова, то есть произошло заимствование - присвоение чужого авторства. Работа не отвечает требованиям, предъявляемым к такого рода работам даже по оформлению научно-справочного аппарата, вызывает недоумение, как можно в казахском тексте сделать так много ошибок и применять для написания какие-то символы (см., например, с.112-121).
Общий вывод: представленный текст не соответствует ни одному из нормативных требований по кандидатским диссертациям, прежде всего п.9 и п. 10 Правил присуждения ученых степеней, поскольку в ней нет новых научных результатов, предлагаемые автором мнения не являются новыми, не аргументированы, нет критических оценок по сравнению с известными решениями. Работа написана путем заимствования результатов чужих исследований.

1. Разделение специалиста и эксперта в рамках процессуального института
специальных знаний должно быть именно процессуальным, а не
эпистемологическим. То есть "научность" как отличительное качество эксперта
относится не к типу знаний, которыми обладает эксперт в отличие от
специалиста, а к процессуальным стандартам доказательства (обоснования
выводов). Специалист в не меньшей степени, чем эксперт, может обладать
научными знаниями и компетенциями, даже проводить исследования и т.п., - но
они будут использоваться в консультационно-справочной функции (а не в
функции доказательства, предъявляемого в публичном процессе) и поэтому к их
обоснованию требования гораздо менее строгие. Поэтому автор
справедливо рекомендует до возбуждения дела не подменять обращение к
специалистам назначением экспертизы: ведь результаты экспертизы могут быть
потом использованы в качестве доказательства на суде. Процессуальный
стандарт, связанный с обеспечением состязательности, выполнен не будет, т.к.
процессуальные права подвергаемого экспертизе будут ущемлены, что приведет к
ущербности полученных "доказательств".

2. Что делает эксперт: только добывает из материалов дела информацию,
основываясь на которой затем следствие и суд будут устанавливать факты и
использовать их как доказательства - или сам устанавливает факты? Автор
считает, что первое - требуя четкого процессуального разделения компетенции
эксперта, с одной стороны, и следствия и суда - с другой. Думается, что
автору вместо двухслойной схемы действия института привлечения специальных
знаний (события и их материальные свидетельства - правовая оценка и
установление фактов) следовало бы воспользоваться трехслойной - где
добавляется "средний" слой суждений и интерпретаций. (прямо по моей монографии). Тогда все встает на свои места: суждения и интерпретации выносят как эксперты, так и суд - но у них разный процессуальный статус. Эксперты говорят о возможности/действительности "физических" фактов, а следствие/суд на этой
основе строят суждения о юридических фактах, устанавливая/конструируя их, а
в третьем слое - давая им правовую оценку. Если различать только два слоя,
все склеивается: любое суждение о факте оказывается правовой оценкой, что
логически некорректно.

3. По поводу статуса мышления/знания о судебной экспертизе. Соглашаясь с
автором в том, что это мышление/знание обладает самостоятельностью по
отношению как к криминалистике, так и к процессуальной науке, нельзя не
отметить путаницы в терминах. Цитируя представителей других точек зрения,
автор говорит о междисциплинарном исследовании, интегративной науке, общей
теории и т.п., - не поясняя понятийных различий между этими формами
знания/мысли. Поэтому не совсем понятно, почему собственную точку зрения он
характеризует именно как общую теорию - ведь к ней можно применить и термин
"интегративная наука", и характеристику "междисциплинарности". Кстати,
сходная терминологическая неясность проявляется, когда автор пишет о пяти
уровнях методологии: двигаясь "по нисходящей" от философской и общенаучной к
частным, он вдруг "в самом низу" обнаруживает междисциплинарную. Разве она
"еще более частная"? Или порядок перечисления не означает "спуска" от общего
и абстрактного к частному и конкретному? Хорошо бы оговорить это почетче.

4. Говоря о назначении (функциях, задачах) судебной экспертизы, автор
неоднократно упоминает, что она должна способствовать установлению
"объективной истины" по делу. "Объективности" ради следовало бы упомянуть и
об иной точке зрения на правосудие, которой я и придерживаюсь и стараюсь обосновать, в том числе и в монографии, согласно которой суд никакой
"объективной истины" по делу не устанавливает (а, следовательно, судебная
экспертиза ничему такому не способствует). Суд - согласно представлениям о
правосудии как состязательном институте - лишь беспристрастно оценивает
доказательства, представленные сторонами, вынося приговор исходя из того,
что сочтет доказанным. При этом суд - как и стороны - оперирует лишь
версиями событий, не обладая "абсолютным" знанием о том, как все было "на
самом деле". Впрочем, упоминания про "объективную истину" по делу никак не
влияют ни на рассуждения, ни на выводы автора, а поэтому не умаляют ценности
его работы.

5. Автор достаточно кропотливо фиксирует даже незначительные различия в
точках зрения правоведов, писавших о разных вопросах, связанных с судебной
экспертизой. Однако когда доходит дело до вопросов методологии научного
познания, он цитирует П.В.Копнина, В.С.Швырева, В.А.Лекторского, В.М.Розина
и других авторов так, будто они придерживались одной точки зрения и/или их
мысли продолжали друг друга. Выходит некоторый диссонанс: будто в
юриспруденции все только и делают, что спорят, а в философии и методологии
сплошная тишь да гладь, да согласие по поводу «единственно верной позиции». Понятно, что в контексте работы в одном случае важно
было сконцентрироваться на различиях, а в другом - на сходстве - но если
основания различий автор оговаривает, то основания сходства - нет. А вышеуказанные авторы занимались совсем разными методологиями! Говоря о
"профессиональной методологии" (или методологии как самоопределении), стоило бы упомянуть ее основателя (точнее, основателя Московского методологического кружка) Г.П.Щедровицкого. В этом смысле гораздо более корректно автор поступает по отношению к праксеологии: излагая ее как самостоятельную точку зрения, он затем указывает основания сходства с методологией. В целом же данное замечание следует воспринимать как стилистическое, т.к. после цитирования автор делает очень интересные и вполне корректные выводы о проектно-конструктивной функции методологии и ее
возможном использовании в разработке интеллектуального проекта будущей
правовой реформы института судебной экспертизы.

6. Следовало бы избегать таких фраз, как: "Известно, что любое познание есть
отражение объективной действительности на эмпирическом и теоретическом
уровнях. Но если эмпирическое познание отражает мир непосредственно, то
теоретическое отражение является сложным и опосредованным" (стр. 34 рукописи). В методологии естественных наук, использующих эксперимент, не менее известно,
что "язык наблюдения", посредством которого мы "видим" эмпирические факты,
является "теоретически нагруженным". Поэтому, во-первых, граница
теоретического и эмпирического уровней познания начинает "плыть", а,
во-вторых, эмпирическое познание также становится "сложным и
опосредованным".

7. Местами - очень тяжеловесная стилистика, изобилующая повторами слов и
"паразитическими" оборотами. (стр. 52 рукописи). Как видим, отдельных, обеспечение - повторы. Более того, как видим, естественно - "паразитические"
обороты. Конструкция "о слабом законодательном обеспечении защищенности
граждан" - вообще шедевр. Стоило бы "нарезать" абзацы (местами они по
странице и более), проверить орфографию, согласование падежей, чисел и
времен (по монографии эта работа почти везде уже проделана).

 В целом, данные замечания - периферийные, они не затрагивают
содержательного ядра работы, которое очень качественное. Было бы очень
интересно, чтобы автор прочитал статьи об методологически организованных экспертизах С.В.Попова, В.Г.Марачи, А.А. Матюхина (в "Кентавре" или
сборнике В.М.Розина) и о "фронезисе" - практическом характере юридического
мышления и знания (п.2.1 моей монографии). Мне представляется, что рассмотренный автором пример принципа "криминалистической трансформации" знаний "теоретических" наук и практическое знание, по аналогии с которым строится общая теория судебной экспертизы – прекрасный пример построения "фронезиса".